Любовь под зонтом - Иринья Коняева

еле сдерживалась, чтобы не выложить бабуле, как на духу, всю историю про отца. Но мама просила не говорить. Она ещё не приняла решение, как поступить.

Лично у Насти было решение — послать отца далеко и надолго, без права на помилование. Мамино поведение ужасно раздражало. Девушке казалось, что мать даже всерьёз думает простить отца, поэтому и не говорила всё это время никому о сложившейся ситуации. Унижаться ради человека, который настолько тебя не уважает, что заводит другую семью, прощать его за предательство, жить, есть, спать с ним… Настю аж передёргивало от подобных мыслей. Маму она не понимала и не желала понимать, хоть та и пыталась объяснить ей, что категоричные решения — не всегда верный шаг. Но Настя, со свойственным ей максимализмом, пока не готова была рассмотреть проблему с иных точек обзора.

— А Димка твой — парубок хороший, сразу видно. И любит тебя, недогадливую, вон столько лет. От, егоза, урвала парубка, и глаз радуется, и сердце, — бабуля сказала это тихим, счастливым голосом, с умилением. И смотрела ласково. Так, как только она одна и умеет на всём белом свете.

Из Насти словно вынули все кости. Вот она сидела, распрямив спину, опустив плечи, как и положено девушке из приличной семьи, а в следующее мгновение по своим ощущениям уже едва не растекается по лавке.

— Отпустило? — догадливо хмыкнула бабуля. — Оно завсегда так. Вроде любишь, аж сердце крается [разрывается], а всё одно сомневаешься, ажно никакого покоя.

— Угу. Просто с ним всё так идеально, что страшно, — тихонько прошептала Настя, чтобы уж точно никто не услышал.

Учитывая, что в гостиной орали и близнецы, и телевизор, опасения были совершенно напрасными. Бабуля понимающе улыбнулась, головой покачала, ойкнула протяжно, как бы говоря: «Ну до чего же ты глупенькая, моя дорогая внученька», да рукой махнула.

— Ба, ну ведь нельзя быть на сто процентов уверенной, что всё будет хорошо. Понимаешь, он хочет, чтобы всё было по его. А я хочу, чтобы по–моему. Только он как–то всегда добивается своего, а я, как дурочка какая–то, вечно в пролёте. Вроде и хорошо, что он умный, а от этого и страшно. Будет мне изменять, а я и не узнаю. Или ещё чего.

Полина Семёновна давно отставила пустую чашку и сидела, подперев голову рукой. Хитрющее выражение её лица явно должно было намекнуть заболтавшейся внучке, что та несёт какую–то чушь, но Настя полностью погрузилась в свои переживания и ничего не замечала. Когда она наконец умолкла, женщина ехидно посмотрела, убедившись, что внимание внучки приковано к ней, демонстративно глаза закатила, выражая своё отношение к содержанию монолога любимой Настеньки, и только потом, картинно охнув, выдала:

— Нет, ну я тоже была влюблённой и дурной, но чтобы настолько! Внучка, надо СЭСку вызывать, твоих тараканов дустом не проймёшь.

— Ба! — возмутилась Настя.

— Что ба? Что ба? Ты посмотри на себя со стороны. Молодая красивая девка, мозги вроде были — куда только делись? — фигурка, соображалка — всё на месте. А в башке порядку нет. Есть такая пословица: решай не торопясь, решив — не медли. Парубок твой всё делает правильно. Замуж позвал, с нами приехал знакомиться, с братцами твоими нянькается да заскоки твои терпит. А ты в нём ещё сомневаешься, кулёма, и мерзости всякие надумываешь! — бабуля посмотрела строго, голос чуть повысила, и Настя снова уселась, будто палку проглотила. — Замуж за него хочешь?

— Да, — ответила Настя виновато, будто заранее оправдываясь.

— И чего башку ему морочишь?

— Мама… — промямлила девушка, но бабушка нетерпеливо перебила, ещё и по столу кулаком стукнула:

— У неё своя жизнь, у тебя своя! — Полина Семёновна снова стукнула кулаком по столу, да так сильно, что посуда жалобно звякнула. — Вы, молодёжь современная, больно на себя загребаете. Помогать родителям надо, надо обязательно, да не жить за них, не решать их проблемы. Они взрослые. Всё сами умеют и могут. Не надо их опекать, как лялек несмышлёных. — Бабуля наставительно постучала пальцем по столу. — Точно так же, как и родителям надо вовремя суметь выпустить детей из гнезда.

— Это да, — выдохнула Настя.

— Ты у нас всегда росла хорошей, послушной дивчиной. Где хулиганила, так то Борькино всё, ты ж ему в рот заглядывала. Он тебе и за брата, и за отца вашего непутёвого всегда был. Он, кстати, как, одобрил парубка твоего? — Полина Семёновна потянулась к чайничку, разлила крепкий, всё ещё горячий душистый напиток по чашкам.

— Да, одобрил. Дима сперва с ним договорился, потом уже… э… стал ухаживать.

Настя чувствовала, как запылали щёки и уши. Стыдно ужасно! Так неловко произнесла последнюю фразу, что усомниться, как там Димка за ней ухаживал, было сложно, а уж с бабулиной наблюдательностью — так вообще.

Она всегда стеснялась бурных проявлений эмоций и чувств, а уж выставлять напоказ глубоко личное, да ещё и родной бабушке! То, что бабуля куда разумнее и спокойнее воспринимала подобного рода информацию, одновременно радовало и удивляло. Казалось, старшее поколение будет требовать невинности до свадьбы, соблюдения трёх миллионов правил и заветов со времён Каменного века. Ан нет!

— Ой, Настька, ну ты бестолковка, ну просто сил нет! — Полина Семёновна получала огромное удовольствие от разговора и сейчас глаза закатывала и цыкала настолько благодушно, что Настя немного расслабилась, хоть и понимала — бабуля всё сообразила слишком хорошо. — Ты уже девка взрослая, а всё не докумекаешь — твоя жизнь, особенно та, шо за дверью спальни, никого не касается. И мордой краснеть тут нечего. Думаешь, у нас дети от Святого Духа?

Настя покраснела ещё сильнее. Уж о чём, о чём, а о сексе между старшими родственниками она и думать не хотела. Мысль о том, что между бабулей и дедулей подобные отношения могут до сих пор существовать, приводила в ужас!

— Ба, только ничего мне про вас не говори! — выпалила она немного истерично, и Полина Семёновна в голос расхохоталась.

— Да, Настька, — Полина Семёновна заливалась от смеха и