Прощание с кошмаром - Татьяна Степанова

— Да за что?! Почему вы мне угрожаете? Почему я должен выслушивать ваши оскорбления?!

— Кто убил Марсиянова? Ну? — в лоб неожиданно бухнул Свидерко. — Шевели мозгами — сразу усечешь, почему мы пришли с инспекцией именно к тебе.

— Я.., я не знаю! Да вы что? При чем тут я? Я сам из новостей только узнал, увидел его… — Крайнев (и это сразу заметили сыщики) поплыл. Чего-чего, а такого оборота дела он явно не ждал.

— Но то, что Пришелец — покойник, для тебя не новость. И то прогресс. И ты, значит, ничего про него не знаешь?

— Клянусь, я ничего не знаю.

— Дядька твой — эта коронованная Салтычиха — гнида первостатейная. — Свидерко вздохнул. — Утек, а вас бросил кашу расхлебывать. Ты сам-то где был двадцать третьего числа вечером, а?

— Дома… Точнее, на даче, я…

— Так. Алиби нет. Родственники — не свидетели, учти. И.., тихо, тихо, не прыгай так. Упадешь со стула — лоб расшибешь. Придется зеленкой мазать.

— Когда вы в последний раз видели здесь Марсиянова? — спросил Колосов.

— Н-не помню. Он часто сюда заходил. И один тоже. Неделю, кажется, был назад или полторы…

— Он когда-нибудь приходил вместе с Чжу Дэ? Колосов заметил, как Крайнев вздрогнул.

— Нет. Никогда. Только если они приходили вместе с дядей Васей. А по-дружески — никогда.

— У них были натянутые отношения?

— Это еще слабо сказано. Они друг друга ненавидели. Но… Этот китаец, он же.., я не знаю, что случилось. Он перестал приходить. Говорили — не помню кто, — он вроде уехал.

— Ваш китаец пропал, Костя. — Свидерко снова вздохнул. — Сгинул. И тебе это отлично известно. А сейчас ты назовешь нам имя того, кто его прикончил.

— Но я не знаю!

— Марсиянов? За это его и убили?

— Я не знаю, клянусь! Шурка, он… — Мог так поступить, да? Вполне? Учитывая характер своих с китайцем отношений, — Колосов кивнул. — Но, может быть, и еще кто-то, с кем Пекин ваш не ладил?

— Да, кроме Пришельца, он вроде не собачился ни с кем. Он вообще тихий был парень, малоразговорчивый. Я в их дела никогда не вникал. — Крайнев вдруг густо покраснел. — Он баб не любил — вот и все, что я про него знаю.

— А среди клиентов были его близкие приятели? — Колосов спрашивал тихо, вежливо.

— Ну, он со многими общался… Но я не в курсе, как и что там у них было.

— Ясно, ясно. Да вы не волнуйтесь так, Константин Михайлович. Это же не вы но приказу вашего дражайшего дяди расстреляли Марсиянова из автомата?

— Да вы что?!!

— Не ори ты! — огрызнулся Свидерко. — Что за манера такая — чуть что, глоткой брать? Думаешь, так тебе, что ли, веры больше?

— Среди ваших клиентов в последнее время не появлялись новые люди? Новое лицо, два новых лица — молодые, со средствами, без особых предрассудков, ну вы понимаете, — Колосов мягко гнул свое.

— Нет.

— Старые корешки, значит, только заглядывали, — Свидерко хмыкнул, — шобла вся ваша. Что ж, давай тогда пофамильно о каждом завсегдатае.

— Да я и фамилий-то не знаю!

— Имена, клички — давай пошустрей. — Свидерко вынул из кармана пиджака диктофон, который уже не хотел скрывать. — Пленки-то на все хватит?

Пленки действительно едва хватило на весь «список» Крайнева. Лиц, когда-либо общавшихся в ресторане с Салтыковым, Марсияновым и Чжу Дэ, было много. Колосов прикидывал в уме: проверять всю эту разношерстную компанию — месяц уйдет, а то и два. Среди названных Крайневым был и некий Иван. «Фамилии я его не знаю, живет где-то в центре, — говорил Крайнев, — Приезжал несколько раз на „Хонде“ — такая бордовая или вишневая, темно-красная в общем. У них с дядей Васей дела были какие-то, но я не в курсе. У дядьки со всей Москвой — дела».

Этот "Иван с «Хондой» был в списке восемнадцатым фигурантом. А перед ним шли два лидера Борисово-Успенской ОПГ — их клички у Колосова на слуху давным-давно: известный эстрадный певец — владелец казино на Кутузовском проспекте и.., некто с колоритнейшей кличкой Годзилла. Он второй уже год находился в федеральном розыске по подозрению в совершении трех убийств (по всем признакам, заказных) в Ростове, в Нижнем и в подмосковном Сергиевом Посаде. Все жертвы этих преступлений, как и Марсиянов, были расстреляны в упор из автомата «АК».

— И что ты так прицепилась к этой машине? Что за новые бредовые идеи, Катька?

— Может, это и не беспочвенные фантазии, но, Катюша, посуди сама…

Катя сердито смотрела на Кравченко и Мещерского. Разговор проходил на кухне. Приятели (как то было издавна заведено по субботам) ездили в сауну на «Динамо», а затем отдыхали, как говаривал Мещерский, «у камелька». Его роль обычно играл кухонный электрочайник. Кравченко сам заваривал крепкий «таежный», как он выражался, чай, куда клал смородиновый лист, сушеную малину или вишню. Спиртного в такие чайные, посиделки не полагалось. Кравченко считал, что тот, кто глушит после бани ледяное пиво пополам с водкой, а не малиновый чай, — лимита-периферийник, а не потомственный житель Белокаменной. На столе, кроме чашек и вазочки с вареньем, был и огромный спелый сахарный арбуз. Мещерский углядел его у торговки фруктами, когда возвращались из бани по Ленинградскому проспекту. Кате выдали самое вкусное — сладкую серединку. Кравченко заботливо вылущил ножом черные семечки: «Блаженствуй, маленькие любят сладкое».

Однако даже этот арбуз-вкуснятина не улучшил Катиного похоронного настроения. Кравченко и Мещерский, как и Никита, слушают ее вполуха. Им тоже не до нее. У Никиты дела, у них — баня…

Мещерский — румяный, разомлевший, пахнущий свежей туалетной водой и душистым мылом — заметив, что губы Кати обидчиво дрогнули, повторил осторожно:

— Может, это и не беспочвенные фантазии, Катюша, но…

— Сережа, ну какие фантазии! Я же вам объясняю, с этими «Жигулями» что-то нечисто. Я же собственными глазами видела их в Гранатовом переулке у галереи и даже номер записала. И Вадька тоже видел.

— Да не помню я. — Кравченко, подобно Винни-Пуху, хищно нацеливался на блюдце с медом (его, как и варенье, он самолично придирчиво выбирал на Ленинградском рынке у бабок).

— Я специально ездила в Мытищи к бывшему владельцу машины — Панкратов его фамилия. — Катя уже устала повторять им, балбесам ленивым, одно и то же! — Сам он сидит за хулиганство в тюрьме. А сын его… Понимаете — он работу потерял, ему деньги нужны были позарез. Он и продал машину на авторынке в Свиблове. Задешево. Она же старая — сколько бы ни дали! И продал, что называется, по-тихому, из рук в руки. Они не делали перерегистрацию, понимаете? Покупатель просто уплатил деньги, а Панкратов отдал ему машину и ключи. И все — разбежались. Машина по всем нашим учетам по-прежнему числится за Панкратовым. А прежний ее владелец был его тесть — ныне покойник. Но у этих «Жигулей» вот уж год как совершенно другой хозяин!