Девятая могила - Стефан Анхем

Малин не могла пожаловаться на палату, куда ее перевели по настоянию Фабиана. Во многих отношениях она была лучше предыдущей. Она была после ремонта, в ней висели картины и шторы, и имелся телевизор, который, разумеется, не был подключен. К тому же это была одноместная палата, и ей не надо было делить с кем-то туалет, что Малин не любила больше всего на свете. На работе, до того, как у нее начался острый токсикоз, она никогда не ходила в туалет, и будь у нее возможность, она бы, как Ингмар Бергман, потребовала бы отдельный.

Проблема заключалась в том, что она отчаянно скучала. С четырех часов, когда ее разбудили для измерения давления, Малин лежала без сна и не могла снова заснуть. И теперь, спустя почти три часа, так изнывала от скуки, что сомневалась, переживет ли еще пять минут без событий. Она уже представляла заголовки.

Если бы ей разрешили поехать домой! Почему нельзя лежать дома под капельницей и самой мерить давление раз в два часа, было выше ее понимания. Врач ничего не делал, кроме как приходил к ней раз в сутки. Если это можно назвать приходом. В действительности это было не больше едва заметного кивка и отдельных бормотаний, и потом он шел дальше к следующему пациенту.

– Любимая… – Ее поцеловали в лоб. – Я здесь.

Она посмотрела на склонившегося к ней мужчину и поняла, что это ее муж Андерс, а значит, она заснула.

– Сколько времени?

– Почти половина девятого. Как твои дела? Хорошо ли прошла ночь? – Он сел на край кровати.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты принес мои вещи?

Андерс поднял ее рабочую сумку.

– При одном условии. Что ты не начнешь работать.

– Да… Давай ее сюда, – Малин потянулась за сумкой, но он упрямо не отдавал ее.

– Любимая, говорю серьезно. Вчера я разговаривал с врачом, и он сказал, что…

– Андерс, следствие окончено. Хорошо, я не буду работать. Обещаю. Я только немного почитаю газеты и поговорю с мамой по скайпу.

Он неохотно поставил сумку рядом с кроватью.

– А этот Фабиан, он тебя навестил?

– Этот Фабиан? – она покачала головой. – Не понимаю, почему он тебе так не нравится. Нет, его здесь не было. А если и был, то только для того, чтобы проверить, как я. Не для того, чтобы работать. – Она встретила скептический взгляд мужа. – Да, это так. Ты можешь быть полностью спокоен.

– Я не успокоюсь, пока это не закончится. – Он положил руку ей на живот. – И по словам врача, очень важно, чтобы ты…

– Отдыхала. Андерс, я знаю. Я только и делаю, что отдыхаю. Я так много отдыхала, что страшно устала. Кстати, тебе не пора идти?

– Точно… – Он посмотрел на часы и встал. – Но…

– Увидимся.

– Да, увидимся. Попытайся вести себя спокойно и отдыхать, и…

– Бай-бай, любимый, – она помахала ему. Он пошел к дверям и скрылся.

Малин больше всего хотелось поставить сумку на кровать и начать работать, но она слишком хорошо знала своего мужа и ждала, пока он сделает ей «сюрприз», еще раз просунув голову в дверь палаты. После этого схватила компьютер, включила его и подключила мобильный, чтобы заработал интернет. Как же она к этому стремилась!

Наконец можно поработать.

Фабиан соскреб последнюю изморозь с ветрового стекла, сел в машину и стал ждать, пока двигатель нагреет салон. Тем временем он пытался избавиться от чувства, что все больше катится по наклонной плоскости. Хотя только что совершил двухчасовую утреннюю прогулку по району Седермальм, слушая в наушниках композицию Kiss Me Kiss Me Kiss Me группы The Cure.

Что бы он ни делал, все словно ускользало у него из рук. Но Соня, кажется, пережила свой маленький ад. Она поехала с детьми к своей сестре Лисен на остров Вермде, где они все вместе через три дня будут праздновать Рождество.

Больше всего на свете Матильда любила поездки к своим кузенам и к своей тете, которая всегда была дома и заботилась о том, чтобы были свежие булочки и было чем заняться. Фабиан был уверен, что даже если бы Матильда ответила «нет», она бы с удовольствием променяла его и Соню на Роланда и Лисен.

Роланд зарабатывал кучу денег на своих фирмах, а Лисен решила оставить карьеру юриста и стать домохозяйкой. Неудивительно, что детям это нравилось. Даже Теодор не стал протестовать и поехал с ними. Теперь все были у них, готовили на кухне рождественский стол, заворачивали свертки с подарками и искали в лесу елку.

Все, кроме него. А ведь он обещал себе, что не будет таким. Родителем, у которого никогда нет ни времени, ни сил. Который испытывает одно облегчение, как только его дети куда-то уезжают, или кто-то другой берет на себя ответственность за них. Он опустил козырек от солнца, открыл крышку зеркала и убедился, что это написано у него на лице.

Во всех отношениях он все больше стал походить на своего отца.

Соня думала над ситуацией и пришла к выводу, что, может быть, им стоит пойти разными путями. Что они заслуживают чего-то лучшего, чем переживать кризис, который, похоже, никогда не кончится. Но по ее глазам он видел, что ей это не очень по душе. Что больше всего она хочет, чтобы он проявил инициативу и, как всегда, попытался убедить ее, что у них все равно есть будущее.

Но он не мог привести никаких аргументов и, хотя не спал всю ночь и обошел весь Седермальм, по-прежнему не знал, что делать.

Это касалось как Сони, так и Хермана Эдельмана.

Честно говоря, он понятия не имел, как, не раскрывая слишком много подробностей, заставить своего начальника возобновить расследование. Фабиан был полностью убежден только в одном: он занимается одним из самых сложных дел об убийстве в своей жизни, в котором все думают, что преступник опознан и мертв, а на самом деле – находится на свободе и не показывает никаких признаков того, что он закончил.

Снимки послали по кругу. Снимки были сделаны на расстоянии и изображали десяток легко одетых женщин с блуждающим беспокойным взглядом, которых вытаскивают из фургона и заталкивают в клуб через серую заднюю дверь.

– Эти снимки сделаны немногим больше двух месяцев назад рядом с клубом «Black Cat». Здесь вы видите так называемую поставку товара, который должен пройти первый отбор, – пояснил Маркус Хеглунд. Сидевшие за столом Ярмо Пяивинен, Томас Перссон и Херман Эдельман кивнули.

– Кстати, никто не знает, когда придет Риск? – спросила Ингер Карлен, стоящая рядом с Хеглундом и сморкающаяся в носовой платок, который давно надо было сменить.

– Начинайте, – сказал Эдельман. – У меня много дел.

– Ол райт, – сказала Карлен и сдержалась, чтобы не чихнуть.

– Итак, как мы поняли, в клубе их выводят на сцену, одну за другой, и там их «осматривает» сам Диего Аркас и решает, в какой бордель их везти дальше, – продолжил Хеглунд, взяв последнее печенье из коробки.