Ночи живых мертвецов - Джонатан Мэйберри

– Я услышал ужасный шум по соседству, поэтому побежал посмотреть, что происходит, и клянусь Богом, что там был человек, он грыз Эдну!

– Что вы подразумеваете под словом «грыз», мистер Поузи?

– То, что я сказал! Он ел руку Эдны!

Свидетели с других мест происшествий дали похожие показания. Шеф городской полиции Батлера, Брэндон Пэйнтер, сказал следующее:

– Я категорически отметаю все эти дикие истории о людях, пожирающих других людей. Подобные разговоры сеют панику и никак не помогут достойным людям из подчиненных мне сил полиции раскрыть эти ужасающие преступления. За тридцать лет моей работы мы ни разу не сталкивались ни с чем подобным. Поэтому раскрытие этих преступлений будет трудным делом и без участия всяких распространяющих слухи паникеров.

– Несмотря на уверенность шефа Пэйнтера, эти показания далеки от того, чтобы быть чушью. Я поговорил с сотрудником офиса окружного коронера, который согласился встретиться со мной только на условиях анонимности, и он уверил меня, что нападения на этих несчастных людей не могло совершить ни одно из известных нам животных – ни один из тех зверей, которых когда-либо видели на территории этого штата. Местные зоопарки также не сообщали о сбежавших питомцах. Харви Линкольн, специально для «ВИК-ТВ Ньюс».

Когда Харви направлялся в конференц-зал «ВИК-ТВ» на утреннюю планерку новостной группы, то столкнулся с Линдой Кэмин, чьи высокие каблуки клацнули по линолеуму, когда она преградила ему дорогу.

– Ты гнида, ты знаешь об этом?

Харви улыбнулся.

– Я репортер, Линда, мы все – те еще гниды. Тебя, как и меня, тоже можно укокошить только с помощью баллончика «Рейда»[69].

– Это был мой источник в офисе коронера! Я рассказала тебе о нем по секрету – я сама хотела его использовать!

– О, неужели? И когда же это должно было случиться, до или после интервью с главой школьного совета? Или репортажа о швейном кружке? Или после того, как ты одарила бы нас очередным куском дерьма о родительском комитете?

Линда поджала губы.

– Я такой же репортер, как и ты. И вполне могла получить такое же репортерское задание – видит бог, оно могло достаться любому. Это нечестно – красть мой источник информации!

– А когда жизнь была справедлива? И разве нам не нужно спешить на планерку?

– Я скажу вам кое-что, мистер, абсолютно безвозмездно – впредь любую нашу беседу я буду записывать на диктофон. И если ты снова выкинешь что-то подобное, то я всем расскажу, какая у тебя настоящая фамилия.

Харви нервно сглотнул.

– Увидим, – и с этими словами она прошла в конференц-зал.

Лицо Харви неожиданно вспотело, а очки стали соскальзывать с носа. Вернув их на место, он сделал глубокий вдох и шагнул в комнату.

Метнув колючий взгляд в сторону Линды, он нашел себе место между новостным и техническим директорами. Он ненавидел сидеть рядом с другими репортерами, особенно теперь.

Настоящая фамилия Линды была Камински, но у нее не было никаких проблем с людьми, осведомленных о ее польском происхождении. Она просто предпочитала «Кэмин» для работы на камеру, поскольку иногда люди с трудом выговаривали ее настоящую фамилию. А вот Харви Липшиц тщательно хранил свою в тайне.

В комнату вошел Джек и произнес:

– Отлично, мальчишки и девчонки! У нас тут нарисовалась абсолютно новая тема.

Босс сел, и шум в комнате тут же стих.

– Мы только что получили заслуживающие доверия отчеты с Северного кладбища, кладбища Гринлаун, Королевского кладбища, а также с кладбищ Киттанинг и Вест-Вайв о мертвецах, восстающих из могил.

Тишина взорвалась смехом.

– Ну, да, конечно.

– Вы морочите нам голову, правда?

– Да ладно, Джек, первое апреля еще не наступило, не…

– Я серьезно!

Харви вздрогнул. Он работал на «ВИК-ТВ» почти десять лет, и ни разу до этого не слышал, чтобы Джек повышал голос.

– Слушайте меня, мальчишки и девчонки, потому что мы часто будем говорить об этом следующие несколько дней. Это не стая вырвавшихся на свободу животных и не серийный маньяк. Это ожившие мертвецы.

– Ты серьезно, Джек? – спросил один из репортеров.

– А что, похоже, что я шучу?

– Нет, похоже на то, что тебя прямо сейчас может стошнить, поэтому я беспокоюсь.

– Так и должно быть, – Джек повернулся к Харви: – Твой источник в офисе коронера – есть ли шанс получить его официальное заявление теперь, когда все выходит наружу?

– Может быть, – ответил Харви, нервно поглядывая на Линду. – Я посмотрю, что можно сделать.

– Хорошо. Мы получили инструкции от губернатора о том, что любой умерший должен быть немедленно кремирован.

Харви был поражен.

– Правда?

– Да, правда. Этого требует здравый смысл.

– Ну, да, но… я имею в виду, как насчет евреев?

Джек посмотрел на него с отсутствующим выражением.

– А что с ними?

– Ну, кремация идет вразрез с требованиями их религии.

– Как скажешь, – сказал Джек, пожав плечами. – В их религии сам черт ногу сломит.

Харви поморщился. Вот почему он порицал людей за «богохульство». Поддержание христианской «маскировки» позволило ему устроиться на работу.

– Окей, – начал Джек. – Теперь перейдем к заданиям…

Когда планерка закончилась, Харви пулей вылетел наружу и направился к своему столу, надеясь избежать встречи с Линдой.

Мария помахала ему рукой, когда он шел к своему месту:

– Харви, у тебя звонок на четвертой линии.

– Спасибо, куколка.

Он сел за стол, откинувшись на спинку деревянного стула так, что тот заскрипел, взял телефонную трубку и нажал мигающую кнопку с номером «4»:

– Харви Линкольн.

– Прошу прощения, я думал, что звоню Харви Липшицу. Это его отец.

Он мгновенно выпрямился, поскольку уже сам голос отца заставлял его принять правильную осанку.

– Это я, пап. Как дела?

– Все еще готов умереть всякий раз, когда слышу, как ты называешь себя этим именем.

Понизив голос так, чтобы его не услышали в офисе, Харви ответил:

– Пап, я же говорил тебе, что евреев не берут в репортеры. Они никогда не нанимают евреев, чьи имена звучат как ругательство.

– Не неси чепухи. Я знаю, это из-за того, что ты стыдишься своей национальности. Зачем признавать, что твоим родителям удалось бежать из Польши до прихода нацистов? Зачем кому-то знать, что я сражался за нашу страну и помогал освобождать Бухенвальд? Зачем…