Французская защита - Анатолий Арамисов

Виктор сел за стол и бросил взгляд на свои часы. Англичанин давно сделал ход и, сложив руки на груди, прохаживался на сцене вдоль ряда столиков.

Судьи заинтересованно смотрели на молодого гроссмейстера: где это он так долго пропадал? Бывали случаи, когда во время партии у шахматистов прихватывал живот, и они половину своего игрового времени проводили в туалете. Как-то в одном из турниров некоему конфликтному участнику трижды подмешивали пурген в термос с кофе. Игроки давились от смеха, наблюдая, как тот стремглав мчался на выход, так и не сделав своего хода. Спустя четверть часа появлялся, застенчиво прикрывая ладонью мокрые брюки.

Отстирывал, бедняга.

— Все в порядке, — прошептала Симона, — я отъехала чуть дальше, как меня слышишь? Если хорошо, напиши что-нибудь на бланке…

Виктор взял ручку и медленно вывел на свободном местечке листка для записи партии: «Я тебя люблю…»

— Я тебя тоже… — нежный голос девушки заставил на минуту забыть обо всем, — ладья е один.

Виктор победил в глубоком эндшпиле. Программа отыграла чуть лучшее окончание безукоризненно. Англичанин по ходу партии трижды оказывался в цейтноте, и последний стал роковым для него.

Одинцов вышел в «плюс один», и с каждым туром внимание к его персоне повышалось в геометрической прогрессии.

В итоге он, под град хвалебных комментарий прессы, разделил первое-второе место с чемпионом мира.

Но впереди были официальные соревнования. Более жесткие, чем этот турнир, где никто никуда «не отбирался». Там игроки бьются не на жизнь, а на смерть. За выход к матчам на первенство мира.

Где другие условия — другие деньги.

Большая игра, одним словом.

Она втянула Виктора Одинцова в свой беспощадный водоворот.

Словно помимо его воли.

Но отступать было уже поздно.

— А мы сегодня едва не засветились, — задумчиво проговорил Одинцов, лежа на кровати с заложенными за голову руками.

— Да, наверное. Зачем ты пошел в одном свитере на улицу, я бы отбилась от этих милиционеров!? — ответила Симона.

— Как я мог тебя бросить? Если слышу в наушниках, что ты в опасности. Девушка молча поцеловала любимого.

— А прослушать наши частоты здесь никто не может? — спросила она спустя несколько минут.

— Нет, Пантелеич сказал, что это невозможно! — ответил Виктор.

— Тогда ни с какой стороны опасность нам и не грозит, — засмеялась Симона.

Она ошиблась.

Только я пишу картины в этом стиле! Я его изобрел десять лет назад и мои работы эксклюзивны! — с большой долей экспрессии воскликнул высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, едва Симона Маршалл с Виктором Одинцовым переступили порог его квартиры в отдаленном районе Москвы.

— Да, да, это так, мой дядя именно об этом и рассказывал! — улыбнулась девушка.

Хозяин клацнул выключателем в прихожей, свет выхватил из темноты многочисленные полотна, висевшие на стенах, и просто стоящие вдоль них, плотно прислоненные друг к другу.

— Знакомьтесь, моя жена Лена!

Маленькая женщина восточной внешности с улыбкой подала им ладош-ку.

Симона выполняла поручение своего дяди, Василия Петровича. Тот, увидев на одном из скромных аукционов, что находится в переулке рядом с бульваром Монтмартр, необычную картину, тут же приобрел ее. Быть может, это полотно прошло через руки «Комарихи», которая оптом скупала произведения художников России по бросовым ценам, а потом выставляла их на продажи.

Именно так, в начале 90-х годов, пользуясь неразберихой и хаосом, царящими в стране, за рубеж было вывезено гигантское количество антиквариата, картин, просто много всего, что представляет хоть какую-нибудь ценность.

Василий Петрович полюбил «Натюрморт на рояле» Юрия Осаговского с первого взгляда. И попросил Симону разыскать в Москве этого художника.

«Зацепок» не было, но Виктор Одинцов логично предположил: надо действовать через официальную организацию. Полистав телефонный справочник, они нашли адрес Союза художников и направились туда.

В приемной улыбчивая секретарша, явно жеманничая перед симпатичным высоким блондином, выудила из своих бумажных закромов информацию об Осаговском.

— Он живет недалеко от метро Преображенская площадь.

И написала точный адрес с телефоном.

Виктор позвонил.

Художник, вначале настороженно разговаривавший с незнакомцем, услышав о своей картине «Натюрморт на рояле», которая была куплена в Париже, расчувствовался:

— Как я рад! Неужели во Франции есть настоящие ценители! А ваш этот… эээ…

— Василий Петрович, родственник моей знакомой, — подсказал Одинцов.

— Да! Он хочет, чтобы я приехал к нему в гости? И привез еще свои работы? Так?

— Совершенно верно. Вы не против? — усмехнулся в трубку Одинцов.

— Конечно нет! — воскликнул художник.

— Тогда нам надо встретится, чтобы я мог записать все данные для приглашения во Францию.

— Приезжайте ко мне, будем очень рады!

Симона и Виктор сели на низкие кресла перед стеклянным столом, с любопытством глядя по сторонам.

Картины, картины, картины…

— Это и есть стиль рондизм? — спросила Симона.

— Да, от слова «рондо». Круг. Большинство моих работ выполнены в этом ключе. Видите?

— Очень интересно, необычно, — согласились гости.

Даже портреты людей были сделаны с использованием этой техники. Крохотные колечки элипсовидной формы, сотни, тысячи колечек.

И — большое сходство портрета с оригиналом. Что является важным критерием мастерства художника.

Виктор переводил взгляд со стены, где висело изображение Лены, на жену Осаговского.

Он, в тонкой оправе круглых стекол, она — с раскосыми глазами, длинными черными волосами. Эта супружеская чета, несомненно, была похожа на знаменитую пару Джон Леннон — Йока Оно.

Хозяйка подала на стол аперитив, небольшие бутерброды.

— Мне как будто знакомо ваше лицо, — задумчиво произнес Осаговский, — где, где же я мог Вас видеть?

— Да много таких похожих блондинов! — рассмеялся Одинцов. — Наверное, с кем-нибудь путаете.

И озорно, по-мальчишечьи посмотрел на Симону.

— Нет, у меня профессиональный взгляд художника! — возразил Юрий. — Я потом обязательно вспомню! А как Вы нашли меня? И кто же родственница того любителя живописи из Парижа?