Дзюсан. Академия-фантом - Сора Наумова

Его слова и голос звучали вполне искренне, но от этой честности, отдающей фальшью, Генри мутило. Он, наконец, сложил два и два, и получил весьма забавную и вместе с тем печальную картину.

– Не всех, – вздохнул британец. – У меня появилась еще одна кандидатура в злодеи.

– Генри? – Сората замер, не зная как отреагировать, чувствовал, что что-то не так. – Не знаю, что там у тебя в голове, но если для тебя это важно, я пришел сам. Никто меня не посылал.

Он придвинул стул и сел напротив кровати, скрестив руки на груди. Генри больше не чувствовал себя в безопасности рядом с ним, наоборот, подобрался, ожидая удара.

– Ты убедился, что Сакураи здесь нет, и что дальше? Ударишь меня по второй щеке?

Глаза Сораты расширились еще больше. В них дрожало странное чувство, названия которому Макалистер не мог найти. Как будто он наблюдал крушение своего мира. Возможно, такие же глаза сейчас были у самого Генри.

– Нет. Я искал Кику, чтобы поговорить, но раз так вышло… Мне есть, что сказать тебе, Генри. Ты готов выслушать меня так, будто между нами ничего не произошло?

– Я весь внимание, – процедил Генри. Сората вздохнул:

– Твое дело, поверишь ты мне или нет. Просто не перебивай, – Кимура замолчал, словно подбирал слова, и те дались ему с видимым трудом. – Кику… она… Нет, не так. – Он собрался. – Не так давно я стал свидетелем разговора Акихико с Сакураи. Я слышал лишь фрагмент, но понял одно – Дайске настаивал, чтобы Кику повлияла на нашу дружбу.

– А она и рада была, – хмуро прокомментировал Генри, но Сората пропустил колкость мимо ушей и как ни в чем не бывало продолжил:

– Не знаю, чем ему помешали наши доверительные отношения, но я решил не торопить события. Возможно, он о чем-то догадывался, и спешка могла все испортить. И я даже почти забыл об этом случае, каюсь. А то, что произошло сегодня… Стыдно признаться, я был взвинчен, а когда увидел, как она плачет, почти поверил, что ты мог поднять на нее руку, и потерял контроль. Потом вспомнил тот разговор и понял, что должен подыграть.

Генри почти сумел остаться равнодушным к услышанному, хотя приход Сораты причинял острую боль. Правда и ложь перепутались в тугой клубок. Макалистер выдавил презрительную ухмылку и хлопнул в ладоши:

– Браво, Кимура. Такой талант пропадает.

– Можете иронизировать сколько угодно, Макалистер-сан, – досадливо поморщился Сората, перейдя на свой оборонительный тон. – Уверен, у Кику не было другого выхода. Акихико не просто влиятельная фигура в Академии, и кому, как не вам, знать, на что он способен.

Генри вздрогнул. С этим утверждением он был совершенно согласен – человек, заковавший души собственных родителей в цепи, способен на многое, вот только Сорате Генри об увиденном в кабинете рассказать не успел. Что же он мог знать еще? То ли Сората был слеп, упрямо защищая Кику, то ли снова играл в какую-то игру. С его слов все выходило довольно логично. Более того, новые факты отлично вязались с тем, что знал про Сакураи Генри. И все же…

– Ты так легко сдаешь мне женщину, которую якобы любишь? – Как Макалистер ни старался, не мог сдержать яда в голосе. – Почему?

– Я не сдаю Кику! Я просто ей верю, даже если она лжет. Это и называется любовью, Генри, если ты вдруг не знал об этом.

– Это называется самообманом.

– Называй как хочешь. Я верю Кику и уверен, у нее есть причины лгать. Я не имею права оставить свою женщину в беде и должен узнать, в чем дело, чтобы помочь. Но ее нигде нет, а мне больше некому довериться, кроме тебя.

– Какие красивые слова, – грустно протянул Генри. – А у тебя они есть? Причины лгать?

– Я не понимаю о чем ты.

– То есть действительно не понимаешь? – Генри, наконец, посмотрел собеседнику в глаза. – Тогда я начну по порядку. Сначала праздник в честь Дня Странствующих Душ. Ты пошел за мной после инцидента с Шульц, единственный из всего зала. Зачем? Потом наши постоянные «случайные» встречи, ненужные уроки японского, назначенные, кстати, Дайске. Занятное совпадение, правда? Ты всегда был где-то рядом. Все твердили, как это здорово, и я тоже так думал, – слова лились рекой. – Даже тогда, когда я спросил, на чьей ты стороне, ты замешкался. А забытая тобой в беседке книга, а храм, дорогу к которому ты тоже удачно забыл. Баржа, проследить за которой не позволил. Дневник братства, который хотел сжечь. И, наконец, ты покрываешь Кику, это ведь она последняя видела Сэма, теперь я точно знаю. Что я должен думать, а?

Генри понял, что почти кричит, и замолк ненадолго:

– Я хочу тебе верить. Но не получается.

Почему все происходило так, как происходило? Почему они всегда оказывались рядом? Думал ли Кимура об этом, как о чем-то значимом?

Сората втянул голову в плечи и практически выдавил:

– Ты считаешь, что я причастен к пропажам учеников, исчезновению твоей сестры и к смерти Сэма?

– Я уже ни в чем не уверен. – Генри спрятал лицо в ладонях и глухо застонал. – Ох, Сора… Как все вышло так? Теперь мое слово против твоего.

– Возможно, я должен что-то сделать. – Сората, наконец, разжал руки и закопался пальцами в волосах. – Но я не знаю, что. Мое слово против твоего сейчас и правда ничего не стоит, свою честь я смогу оправдать, лишь совершив харакири, но… Нет, я не отказываюсь, но все лишь усугубится. Я не сделал ничего из того, в чем ты меня заподозрил. Я не знаю, как мне это доказать. Что нам делать, Генри? Нельзя же все оставить так.

Окно распахнулось от порыва ветра. Погода снова портилась, будто природа желала присоединиться к их маленькой трагедии.

– Что нам делать? – Генри опустил плечи, ссутулившись. – Я обвиняю тебя. Почему ты не пытаешься защищаться?

Сората опустил голову, длинные волосы упали на лицо, скрывая его в тени:

– Если я буду защищаться, ты станешь нападать. А это не имеет смысла. Каждое сказанное слово будет использовано против меня, ведь так? – Он посмотрел прямо на Генри. – Меня учили не оправдываться. Держать сердце горячим, разум холодным, а совесть чистой. Любое оправдание – это пятно на репутации, когда ты не виноват. Но иногда это еще и больно. Сейчас это больно. Но я приму любое твое решение, только прошу, не торопись с выводами.

Это важно для него так же, как это важно для Генри, но оба понимали, что им уже не договориться так просто. Время для разговоров по душам было упущено, все шансы исчерпаны.

Странная неудовлетворенность теснилась в груди. Ладони вспотели. Генри чувствовал, что ситуация изменилась. Теперь, с этого самого момента, именно его слова, его действия могут быть использованы против него. Даже признайся Сората во всех злодеяниях, мыслимых и немыслимых, Генри был бы первым, кто стал бы его оправдывать. Но стоило ли вообще начинать этот разговор, если в итоге сам обвинитель упадет перед обвиняемым на колени?

Но даже несмотря на искренность произнесенных слов, чего-то все равно не хватало. Чего-то очень важного для обоих. Генри опустил глаза: