Изгои Рюрикова рода - Татьяна Беспалова

– Жестокий город… жестокий город… Обереги меня, Святая София! – приговаривал он, глотая обильные слёзы. – И это жених, прибывший к невесте! Наверное, картавый безбожник прав!

– Это жестокий город, – тихо проговорила Тат на носу корабля. – Разомкни объятия, Деян! За этими стенами ожидает тебя счастье? В этих садах гуляет твоя нареченная невеста?

– Пгикгой лицо, – подтвердил Амирам. – Гожа у тебя не патгицианская. Пощади погтовую стгажу, не то нас пгимут за пигатов. А мы-то пгосто честные ггабители! Га-га-га!

* * *

Циклопические стены важнейших православных святынь вздымались по левому борту «Единорога». Буга отбивал медленный ритм, гребцы, звеня цепями, неспешно погружали вёсла в воду. На пристани суетилась портовая прислуга. Вот он, заветный берег – желанная цель долгого плавания. Едва лишь купола Святых Ирины и Софии возникли перед носом дромона, едва лишь над кронами прибрежных садов воздвиглась зубчатая крепостная стена, Миронег забегал, засуетился, затосковал пуще прежнего. Переход по морю нелегко дался русичу-чудаку. На «Единороге» не разрешалось вкушать хмельное, строго пресекались праздность и пустословие. Миронег трудился наравне с матросами, на пустолайство не доставало ни времени, ни сил. Наравне со всеми он получал от Амирама и пинки, и затрещины, и награду. Русич исхудал. Яркое солнышко в полном согласии с солёными волнами выбелило его бороду, закоптило лик, придало вечно мутным в тмутараканскую бытность очам задорный, синий блеск.

Сам себя позабыл Миронег. Так-то оно заново рождаются, пройдя через горько-солёную купель. И прежних имен у него не стало. Ни Миронегом, ни, тем более, Апполинарием никто более не кличет. Тат называет ею же изобретённым именем Аппо. Все прочие величают Капустой. Миронег уж и сердиться перестал. Видно, и вправду, судьба его совсем переменилась.

* * *

Вот уж причальная прислуга швартует «Единорога», вот кидают на борт сходни. На берегу всё тот же, давно знакомый Амираму таможенный чиновник, жадноватый, говорливый армянин.

– Будь благословен, Агаси! – приветствует его корабельщик.

– Будь богат, Лигуриец! – отвечают ему с берега. – С каким товаром прибыл?

– Из Тмутагаканского каганата – полон тгюм пушнины! – весело откликается Амирам. – Поднимайся на богт!

Агаси ловко, будто мартышка, взбегает по сходням. Амирам с удовольствием рассматривает старого знакомца. Всё тот же выжига и плут, только в вороных кудрях чуть больше стало серебра.

– А князь твой всё ещё здесь, – начал Агаси с места в карьер. – По питейным заведениям шатается. Как это у русичей говорится?

Таможенник искоса глянул в просветленный смехотворным восторгом лик Миронега:

– С лепиох на водъица? – спросил Агаси на языке русичей.

– С хлеба на квас, – вежливо поправил Миронег.

К удовольствию Амирама, Капуста вёл себя вполне прилично, соблюдал порядок. Почтительно выжидал в стороне разрешения сойти на берег – за время плавания приучился подчиняться.

– Князь Володимер нанялся на службу к патрицию Агаллиану, – продолжал Агаси. – Но пристрастия к злачным местам не утратил. Всё время проводит в корчмах. Случаются драки с варягами. Эпарх недоволен. А что поделать? У каждого патриция – наёмная дружина. Стерегутся так, будто враг уж стоит под стенами, будто нет у императора надёжной армии. Каждый богатей мнит себя великим, желает иметь собственное войско. Вот и Рюриков отпрыск пристроился на службу…

– Доволен ли князь своей долей? – осторожно поинтересовался Амирам.

Лигуриец крутил головой, желая не упускать из вида Твердяту. А тот застыл на месте, рассматривая величие стен и куполов. Слышит ли купец их разговор? О чём помышляет?

– Как не быть ему довольным? Уж и невесту себе нашёл. Счастье родиться знатным, пусть и нищебродом! Княжеский титул – хороша приманка для патрицианских дочерей!

– Кто же осчастливил? – Амирам мялся, избегая называть Володаря по имени, а Твердята нашёл хороший предлог переместиться поближе к собеседникам. Он уж намотал на руку толстый якорный канат и вознамерился поместить его на положенном месте, на корме, там, где беседовали давнишние приятели.

Амирам насторожился, уставился на Твердяту. Но на исковерканном страшными шрамами лице новгородца навек запечатлелось выражение исступленной, не сокрушимой никакими радостями, угрюмой тоски. Что слышал он из их разговора с Агаси?

– Спустимся в тгюм, Агаси, – Амирам потянул таможенника за край плаща. – Там осмотгишь гъуз…

– Успеется! – Агаси вяло упирался, но в трюм полез. – А что это у тебя за матрос? Из русичей? Неужто они стали наниматься на дромоны? Мне кажется, я уж видел его… Какое странное лицо, вернее, страшное…

– Это Демьян-новгородец, – осторожно пояснил Амирам.

– Не знаю такого, – немного поразмыслив, проговорил Агаси.

Таможенник увлекся осмотром товара. Он брал в руки сусличьи и куньи шкурки, шлёпал губами, поцыкивал зубом, искоса посматривая на Амирама.

Договориться о размере пошлины удалось быстро. Приятели расстались, как обычно, чрезвычайно довольные друг другом.

* * *

А Твердята свёл на берег Колоса и белую верблюдицу Тат. Тат и Буга неотлучно следовали за ним. Амирам знал – они направляются в город, на давно облюбованный новгородцем постоялый двор «Вислоухий лошак». Там собираются прибывшие в город Костантина ищущие найма вояки, проторговавшиеся купчики, прощелыги всех мастей. Станет ли Твердята искать Володаря? Может статься, новгородец и не расслышал их разговора. А если и расслышал – то не его, не Амирама, несчастье. Пусть беспечный Володарь трепещет.

С пристани понабежали торгаши: приказчики, подручные лавочников, прочая уличная шелупонь, желающая разведать насчёт товара. Амирам закрутился, совершенно позабыв о бесталанном спутнике Твердяты. Лигуриец и помыслить не мог, что Капуста всё ещё на корабле, пока тот не ухватил его за край плаща:

– Я слышал. Тут есть всякие такие места…

– Ступай в «Вислоухого лошака»! – бросил Амирам на бегу, но Миронег-Капуста не отставал.

– Я желал бы познакомиться с местными матронами… я слышал, будто они… в Чернигове это нельзя, но тут… я слышал, что можно…

Амирам уставился на русича в ехидном изумлении.

– Охоч до женщин? А я-то думал…

– Я только хотел узнать, где они обретаются. На рынке ли, в корчме… – улыбался Капуста.

– Бани! – оскалился Амирам, выдёргивая из руки бородача плащ. – Сходи, помойся, гусич. Смегдишь гыбой! Даже из пасти гыбой газит, будто всю догогу с гусалками сношался…

Бородач зарделся.

– …Там, где матроны обретаются… гетеры… женщины… – твердил он, застенчиво выбирая подходящие греческие слова. – Я хотел бы остаться с Тат, но она отвергает меня…

Миронег зажмурился, словно получив чувствительный пинок.