Мы - истребители - Владимир Поселягин

— Что? Ах да. Тут скорее просьба, чем вопрос. Знаете, у меня есть друг, его зовут Алексеем. Он тоже летчик, сейчас в госпитале. Пару недель назад он в одном бою, прикрывая «Илы», сбил два «мессера» и не дал им сорвать штурмовку. К сожалению, Алексей был ранен и довольно серьезно, но организм молодой, выкарабкается. За этот бой его представили к правительственной награде. Вот я и хотел вас попросить навестить его несколько раз. Родных тут у него нет, а такая красивая девушка, как вы, точно произведете нужное впечатление. Для выздоровления это — ой, как полезно!

«Ранен он хоть и серьезно, но не настолько. Конечно, мир изменился, течение времени идет уже по-другому. Эффект бабочки во всей его красе. Но то, что я в параллельном мире, уже подтвержденный факт. Мелкие нестыковки в истории, да и я не пропал, а ведь по идее должен был. Бабка не попала в плен в Киевском котле, не было лагеря, офицерского борделя, побега, партизанского отряда, где она должна была встретиться с прадедом Алексеем. Да и он тоже попал на фронт не в конце сорок второго, это произошло раньше. Он получил другую боевую подготовку, и как повернется их судьба, я не знаю. Война, там может случиться всякое, могут встретиться, могут и пройти мимо друг друга. Так почему бы не подтолкнуть их? Лично мне их судьба небезразлична. Родные люди все-таки, хоть и из параллельного мира».

— Он серьезно ранен? — Вопрос был странен, я уже сказал об этом, но тут до меня дошло.

— Через месяц, по словам врачей, он вернется в часть и продолжит бить врагов. Он не инвалид.

Прабабка задумалась, я же не сводил с нее взгляда, старательно запоминая. Последний раз бабку Степу я видел морщинистой старушкой, возрастом за девяносто лет, разница просто поражала. Однако даже в таком состоянии я ее узнал.

«Ага! Столько раз альбомы с фотографиями листал, сидя на ее коленях! Маленький был, а все помню».

Там была старая выцветшая фотография, где бабушка с дедушкой стояли на фоне высоких сосен в военной форме и строго, без улыбки смотрели в объектив. Дед в форме летчика, в реглане с кобурой пистолета на боку и немецким автоматом на груди. На обороте было: «Осень сорок третьего, партизанский лагерь». Бабка тогда говорила, что его вынесли из землянки, где лежали раненые, нарядили в форму и сфотографировали. На фото не было видно, что он стоял на одной ноге, слегка облокотившись о будущую жену, это бабушка потом рассказала правнуку, то есть мне.

— Хорошо. У меня есть выходные дни, навещу, — наконец определилась она.

— Спасибо. Я буду вам благодарен.

— Товарищ майор, пора, — негромко окликнул меня Степан.

Мельком глянув на часы, я галантно поцеловал молодую руку своей возможной бабушке и, отдав честь, направился к машине.

Но тут меня остановил вопрос:

— На кого я похожа?

Не оборачиваясь, ответил:

— На мою сестру.

Как только мы отъехали, неугомонный Микоян поинтересовался:

— Товарищ майор, вы ее знаете?

— Нет. Она напомнила одну мою хорошую знакомую. Обознался, бывает.

— А куда вы ее направили?

Я захохотал:

— К Лешке Суворову! Девка в меня явно влюбилась, пусть в двойника лучше влюбляется. Сама она не в моем вкусе.

Парни засмеялись. Шутка им понравилась, и они начали строить предположения, какое лицо будет у девушки, когда увидит раненого, к которому пришла.

На аэродром мы прибыли на час раньше, как и просили в штабе, поэтому, разгрузившись и отпустив машину обратно в полк, сели на чемоданы в тени кривой березы и стали с интересом осматриваться, разговаривая. Болтали, естественно, о небе, в частности о моем бое с немцами. Один из летчиков, младший лейтенант Морозов из эскадрильи Покрышкина, обломанной веточкой чертил схему, я изредка поправлял его, но в принципе парень рисовал верно. Он мысленно видел рисунок боя, поэтому особых ошибок не делал.

— О, еще одна машина! Вроде наша… точно, наша полуторка, из хозчасти, — прищурившись, воскликнул второй летчик, старшина Хлебников.

— Забыли что-то? — удивился ведомый.

— Похоже, что нет, — хмыкнул я, разглядев в кузове покачивающиеся летные фуражки. Кто бы там ни ехал, он был одет в такую же парадку, что и мы.

В машине сидели еще два летчика из нашего полка, Седой выделил в инструкторы. Оказалось, полк отвели от линии фронта. Причина проста, закончился моторесурс. Новые моторы ожидались только через неделю, вот двух свободных летчиков и отправили вслед за нами. И хотя полк отвели, восемь «Лавочкиных» продолжали охоту — их собрали по всем звеньям, это были те машины, что прибыли недавно взамен сбитых.

— Почему отвели? Не может быть, чтобы просто так? — подозрительно глянув на прибывших, поинтересовался я.

Вздохнув, капитан Евстигнеев объяснил:

— Быков чудом не разбился, на взлете заклинило мотор, рухнул на скалы. В госпиталь увезли в тяжелом состоянии. Комполка позвонил в штаб армии и устроил им там бучу, говорят, до самого командарма дошел. Вот нас и отвели. Там тоже не дураки, понимают, чем это все может кончиться.

— Я уже два дня твержу, что полк нужно отвести на пополнение и переформирование! Еще когда у тебя мотор заклинило в бою, это стало ясно.

— Теперь отвели.

— В разгар боев?! Мы там нужны, а теперь сидим прикованные к земле.

— Ха, уже не нужны. Сломали мы хребет немецким асам, — засмеялся вдруг Евстигнеев.

— Не понял!

Остальные летчики подтянулись к нам, им тоже было интересно.

— Мы так и не дождались «звездного налета» и решили сами его устроить. В общем, двести бомбардировщиков и штурмовиков разнесли оба аэродрома, где базировались основные силы фашистской авиации.

— Круто! — покачал я головой в восхищении. — Потери большие?

Евстигнеев молча кивнул.

— Из первой волны почти половина не вернулась, зенитки у них били просто атас, — ответил за капитана его спутник, лейтенант Аверьянов. Причем использовал одно из моих любимых словечек.

Я давно стал замечать, что летчики все чаще и чаще стали использовать выражения, услышанные от меня.

— Какой же это успех?! Это катастрофа, чего бы там они ни разбомбили! Половина не вернулась?! Да на фиг такой успех!

— Да нет, значительная часть дотянули до своей территории, и экипажи спаслись. Но все-таки в технике потери очень большие, а сейчас — сам знаешь.

— Блин, Вов, сам знаешь, сейчас потери мерятся не в технике, а в людях. Новая концепция в авиационных войсках.

— Да знаю, не привык еще.

— Ладно, разнесли — это, конечно, хорошо, но об аэродромах подскока забывать не стоит, так что кровь мы им хоть и пустили, но силы у них еще есть.

— Это да, — согласился Евстигнеев.