В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Андрей Окулов

Пушкарев был в бешенстве. Как председатель совета, он заявил, что это ультиматум, а их он не принимает. Потом он скажет мне, что я просто хочу сесть на место Полудиссидента. Вероятно, тот ему так объяснил.

Битый час совет не мог сдвинуться с места. Пушкарев не давал провести закрытого голосования, я не отступал. Вдруг Комсомолец предложил:

— Давайте мы открытым голосованием решим вопрос о закрытом голосовании?

По своей наивности я согласился: все это уж очень надоело.

Полудиссидент довольно улыбался. Наверняка этот ход он заранее обговорил с Комсомольцем. Большинство членов совета находились в прямой финансовой зависимости от Пушкарева, исход открытого голосования был предрешен. Большинство, включая Валеру, Комсомольца и Плешивого, подняли руки: не ставить вопрос на закрытое голосование. После совета я подошел к Плешивому и спросил:

— Ты же сам подписал заявление о необходимости закрытого голосования по главному редактору. Почему ты проголосовал за то, чтобы его не ставить?!

Он дрожащим голосом ответил:

— Чтобы меня не уволили…

На совете, в присутствии всех, я спросил Пушкарева:

— Неужели вы, как Людовик Четырнадцатый, хотите сказать: «НТС — это я»?!

Пушкарев просто ответил:

— Ну, более-менее это так…

Я спросил снова:

— А когда вы приватизировали НТС? Что-то я таких договоров не помню…

Пушкарев обозлился.

— Ну, на таком уровне я не разговариваю…

И отвечать ничего не стал.

В 1981 году я давал присягу служить России в рядах НТС. Но присяги служить лично Пушкареву я не давал. Никаких резолюций о приватизации НТС им лично не было. Все это могло выглядеть просто выпадом, если бы Пушкарев не вел себя как полноценный хозяин организации.

Наследующий день Пушкарев уволил меня. Еще оскалился в своей голливудской улыбке:

— Давайте расставаться!

Я сказал ему, что отвечать ему придется перед стариками, на чье мнение он наплевал.

Пушкарев еще раз повторил, что я хотел просто сесть на место Полудиссидента.

— Это же очевидно…

Другими аргументами он себя не утруждал.

Поначалу я далеко уйти не мог: я жил в квартире на той же лестничной площадке. В ночь после совета у меня прихватило сердце, чего раньше никогда не было. Позже я узнаю из кардиограммы, что у меня был сердечный приступ.

В газете «За Россию» появилась заметка о совете, где было написано, что отзывы стариков о журнале есть «отзывы пожилых людей, оторванных от действительности». Сами отзывы не приводились.

Люди, которых я считал своими, для работы с которыми я вернулся в Россию, оказались ТАКИМИ.

* * *

Поначалу я продолжал жить в квартире напротив редакции. Мои друзья, многие из которых вступили в организацию, продолжали собираться. Одна из них сказала:

— Если ты уйдешь отсюда, то здесь ничего не будет. Кто придет общаться с теми людьми, что остались?!

Вскоре на одну из вечеринок пришел московский историк. Я заметил, что он отказывался общаться с Плешивым, который тоже присутствовал. Плешивый чувствовал себя неуютно: он пугливо озирался на Историка и постарался поскорее уйти.

Я удивился, но скоро все выяснилось. Я просто пришел к Историку в гости, и он рассказал мне предысторию.

Оказывается, в начале девяностых годов в Москве собралась группа историков, желающая выпустить альманах, посвященный Белому движению. Возглавлял эту групп историк, входил в нее и Плешивый. Пользуясь отъездом историка, он отнес материалы альманаха в издательство «Посев» и выдал себя за учредителя журнала. Альманах вышел в издательстве, что вызвало возмущение прочих членов группы. Письмо, где были изложены все обстоятельства дела, было отправлено руководству НТС, в Москве и во Франкфурте. Ответа не последовало.

Именно такой сорт' продажных людей устраивал Пушкарева.

Вскоре Пушкарев потребовал, чтобы я съехал с казенной квартиры. Куда мне было деваться? Во Франкфурте у меня уже не было ничего. Слава Богу, мой старый друг, русский немец Август Шульц, приютил меня у себя: он сам снимал комнату неподалеку, на Покровке.

В 1991 году Август служил на Крайнем Севере, на острове Врангеля. Во время путча в Москве он поднял на острове трехцветный флаг. Местное начальство обрадовалось и решило на него донести. Но путч провалился. И эти самые доносчики со слезами уговаривали его пожалеть их! Но это было уже давно…

Поначалу я жил у него, на Покровке, потом снял другую комнату, в той же квартире. Моя старая знакомая предложила мне работу. В кинобизнесе. В фирме «Моствидео», которая занималась выпуском фильмов на видеокассетах.

Я стал редактором-переводчиком в отделе рекламы. Работа мне нравилась. Я перевел шесть фильмов, включая «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика. Написал кучу аннотаций и рецензий. Фирма была дистрибьютором «Уорнер Бразерс» в Голливуде. Я ближе познакомился с работой «фабрики грез».

Меня поразило одно высказывание нового сотрудника:

— Я начинал как комсомольский руководитель. А потом врос в рынок…

Рынок в России действительно складывался особый.

Официальная зарплата в фирме была небольшой. На нее я едва мог бы комнату снимать. Но в течение рабочего дня нас предупреждали:

— Оставайтесь на местах, скоро принесут ОСНОВНУЮ ЗАРПЛАТУ!

По кабинетам ходил человек с мешком, полным денег. Он и раздавал основную зарплату, без расписок.

На эти деньги можно было жить, и неплохо. По тем временам. Зарплата в «Посеве» казалась мне уже смешной.

Но все кончилось очень быстро. Фирма «Моствидео» принадлежала концерну «Киномост» известного олигарха Гусинского. После «спора хозяйствующих субъектов» ее ликвидировали, а всех сотрудников уволили. Мне нужно было срочно искать другую работу. Поначалу это была фирма, которая занималась компьютерными играми. Я перевел несколько. Но в ней все работали без оформления. Обещали одну сумму, платили меньшую. А когда я перевел достаточно, они вдруг заявили, что их качество перевода не устраивает.

Потом знакомые предложили мне работать журналистом на интернет-сайте. Работа была интересной, но, опять-таки, никто не был оформлен официально. В один прекрасный день хозяин сайта просто исчез, оставив нас всех без денег.

Но в Москве знакомства решают все.

Мне сообщили, что в газету «Россия» требуется специалист по международной политике. Я был рад. Газеты была странная: все вперемешку. Скоро я уже делал два раздела: исторический и международный. Они были резко антикоммунистическими. В этой же редакции сидел старый коммунист, который писал статьи по образцу советских пропагандистских изданий семидесятых годов прошлого века.