Волчица и Охотник - Ава Райд

нищего с серебряной монетой во рту и оказываюсь перед толпой.

Перед глазами у меня плывёт из-за клубов дыма с рынка и резкого запаха специй, разлитого в воздухе. Вижу тёмные очертания шаубе Охотника, мчащегося к барбакану на своём чёрном коне. А рядом с ним – невозможно! – белая дымка волчьего плаща и девушка с волосами цвета снега.

Моргаю один раз, надеясь, что очнусь от кошмара.

Снова моргаю, молясь, чтобы это был мираж, игра бледного солнечного света Кирай Сека.

Моргаю в третий раз и тошнотворным ужасом понимаю, что это – правда.

Переворачивается чья-то телега с капустой, и кочаны катятся по грязной брусчатке. Воспользовавшись завязавшейся потасовкой, бросаюсь через двор к Охотнику. Останавливаюсь между ним и барбаканом.

Это – тот самый Охотник с ужасным изуродованным носом, Лойош. Он смотрит на меня свысока и усмехается.

– Прочь с дороги, волчица, – говорит он. – Что бы ты ни сказала, что бы ни сделала – это не спасёт твою сестру.

– Она мне не сестра, – фыркает Котолин.

В этот миг я не могу решать, кого лучше прибить – её или Лойоша. Она сидит верхом на серебристой кобыле. Голубые глаза сверкают упрямым упрёком, но я замечаю, что руки у неё связаны, а на щеке виднеется пурпурный след синяка. Этого недостаточно, чтобы заставить меня пожалеть её, но внутри скручивается ярость.

– Король поклялся, – говорю я, сдерживая дрожь в голосе. – Поклялся, что никто не причинит Кехси вреда!

– Я не заключаю сделок с волчицами, – говорит Лойош и пришпоривает своего коня так, что тот грубо толкает меня плечом. – Я лишь выполняю приказы короля.

Сейчас, когда я смотрю на Котолин, она едва ли кажется настоящей. Я так беспокоилась о предательстве Нандора, что забыла, что король тоже по-своему тиран. После стольких бессонных ночей, когда внутри бурлил страх за Йехули, я чуть было не забыла о Кехси.

Поворачиваюсь к Котолин:

– Слезай с лошади.

Взгляд девушки неуверенно мечется между мной и Лойошем. Она, конечно, не беспокоится о том, что может спровоцировать Лойоша – её больше заботит, как оскорбить меня и убедиться, что я это замечу. И всё же она перекидывает одну ногу через седло и соскальзывает с него. Сапожки с приглушённым стуком ударяются о землю.

– Ты тут не раздаёшь приказы, волчица, – сплёвывает Лойош, спрыгивая с коня одним яростным движением. Ладонь уже лежит на рукояти топора. – Мне плевать, какую сделку ты заключила с королём – ты сможешь служить ему, даже если я вырежу твой дьявольский язык.

Но сделка уже нарушена, а воздух – холоден и чист. Весь мой страх утекает, оставляя лишь гнев.

– Ты можешь попробовать.

Лайош замахивается. Это предупреждающий удар, нерешительный, но я тянусь к его оружию правой рукой, как только движение становится медленным настолько, что я не рискую потерять пальцы. Металл в моей руке покрывается ржавчиной, отслаивается длинными полосами, как железные языки, пока весь клинок не крошится вплоть до блестящей рукояти. Лойош отступает, распахнув глаза.

– Как ты это сделала? – требовательно спрашивает Котолин.

– Король покарает тебя! – кричит Лойош, а толпа вздрагивает, как перепуганные цыплята. – Ты напала на одного из его верных Охотников!

– Это ты напал на меня, – горячо напоминаю ему я. Возможно, я растеряла весь свой здравый смысл, нарушила данные себе обещания молчать и бояться. Но король первым нарушил свою часть сделки.

Невольно вздрагиваю, когда ворота барбакана с грохотом открываются. Я ожидаю Нандора или кого хуже, но это Гашпар. Ненавижу то чувство облегчения, которое охватывает меня при виде его – как тепло очага заставляет тебя чувствовать себя сыто и сонно, оседая в костях. С Гашпаром ещё два Охотника – Миклош и Фарентс – но мой взгляд прикован к нему, лишь к нему одному, и я вспоминаю, как он выглядел в тусклом свете свечей часовни. Вспоминаю, как он рассказал мне, что преклонял колени перед королём.

Гашпар смотрит на всю эту сцену, на мои дрожащие руки и вздыхает.

– Что ты делаешь?

– Что я делаю? – Я смотрю то на него, то на Лойоша, раскрыв рот. – Твой отец нарушил сделку. Он обещал, что, если я буду служить ему, Кехси будет в безопасности. А теперь ему всё равно привели ещё одну волчицу!

Я вижу тень, покрывающую его лицо, но не могу понять, что это значит. Гашпар поворачивается к Лойошу.

– Когда король приказал тебе отправиться в Кехси?

– Сразу после пира в честь Святого Иштвана, – бормочет тот. – После того, как волчица…

Остальное я не слышу. Кровь стучит в висках, словно близящийся гром. Король даже не моргнул, предав меня. Он, должно быть, знал, что все его обещания – ложь, сразу, как те сорвались с его уст, а я – наивная дура, поверившая им. Сила вскружила мне голову после того, как я выторговала себе жизнь и самодовольно радовалась, пока король сковывал меня новыми цепями.

Пока я дивлюсь собственной жалкой глупости, Лойош хватает Котолин за руку. В самых моих подлых тайных фантазиях я представляла иногда, как её схватят Охотники или растерзают чудовища Эзер Сема, или – ещё лучше! – что она падёт под ударом королевского меча. Теперь мне тошно от ужаса, когда я вижу, как Лойош тащит её. Я представляю себе, как король отрывает ей ногти, один за другим – словно белые перья у лебедя.

– Ивике, – голос Гашпара рассекает туман в моём разуме. – Не делай ничего безрассудного.

Встречаюсь с ним взглядом, руки дрожат.

– Я хочу поговорить с королём.

У меня нет никакого плана, когда я шагаю в королевские покои – меня поддерживает лишь гнев. Гашпар отстаёт на шаг, и его слова преследуют меня, словно выпущенные стрелы.

– Подумай, чего ты хочешь добиться, прежде чем войдёшь в покои, – говорит он с мольбой в голосе. – Нет смысла противостоять ему с ядом и яростью – ты лишь снова окажешься в подземельях.

Резко разворачиваюсь к нему.

– Вместо этого я должна быть как ты? Глотаешь каждое жестокое слово, кланяешься тому самому человеку, который вырвал тебе глаз. Позволяешь своему незаконнорождённому брату растаптывать твоё право по рождению.

Я так разъярена, что даже не забочусь о том, как сильно его раню. Но Гашпар лишь пристально смотрит на меня своим чёрным глазом, не мигая.

– Ты тоже принесла обет моему отцу, – напоминает он.

– Да, и это мой величайший позор, – огрызаюсь я, краснея.

– И ты думаешь, что для меня это не такой же позор? – Я вижу, как тяжело вздымается его грудь. На миг мне кажется, что он сократит расстояние между нами. – Но ты