Стоящий у Солнца - Сергей Алексеев

— Я согласен, — сказал он просто.

А оказалось всё не просто, ибо после документальных формальностей Августа отвела Ивана Сергеевича в зал приёмов и оставила одного. Скоро туда вошли Варберг и молчаливый швед, обряженные в чёрные мантии и шапочки. Доктор Варберг торжественно объявил, что господин Афанасьев избран почётным академиком Шведской и Римской Академий наук, а также почётным членом Географического общества. Шведы торжественно внесли такую же мантию и шапочку, обрядили и Ивана Сергеевича, вручили ему красивую грамоту со множеством подписей знаменитых академиков и железный крест. Потом навалили кучу разных подарков, в том числе якобы от короля Швеции, во что Иван Сергеевич не очень-то поверил, обласкали речами и повели к столу, накрытому в фойе. Всё население особняка было выстроено как на параде. Помпезное представление закончилось совместным обедом, после которого служащие шведского представительства, соучредители фирмы в сопровождении охраны выехали на природу — на берег Вишеры, где будто бы по заявке русского руководителя «Валькирии» жарили «традиционное» национальное блюдо — шашлык из баранины. И никто не хотел верить, что шашлык — блюдо грузинское и что от жареного у Ивана Сергеевича побаливает печёнка.

На следующий день Иван Сергеевич получил долгожданный вертолёт «Ми-2» — небольшую пассажирскую машину — и наконец вылетел в горы. Как бы он ни пытался откреститься от спутников, как бы ни ссылался на конфиденциальность переговоров с Мамонтом, если его удастся разыскать, Варберг настоял взять с собой шведа-переводчика, который был теперь определён на должность референта, и Августу — личного секретаря. Иван Сергеевич не знал, кого больше опасаться: а следить за двоими было сложно, тем более, что референт оставался «тёмной лошадкой», тогда как с Августой ему казалось проще — известно хоть, на кого и как она работает. Одним словом, никакой обещанной свободы действий Иван Сергеевич не получил, напротив, теперь его пытались использовать вместо «паровоза», который бы вывез шведов на прямой контакт с Мамонтом. Это стало ясно сразу же после утверждения Афанасьева на должности руководителя тем же вечером, когда после выезда на природу благородная публика играла в теннис на корте, устроенном на заднем дворе особняка. Пока Варберг с молчаливым гоняли мяч, референт приставал к Ивану Сергеевичу с расспросами о Мамонте. И по тому, как он ставил эти вопросы и что хотел на них получить, Иван Сергеевич понял наконец, чем же занимается переводчик в «Валькирии» на самом деле. Это был профессиональный разведчик и, видимо, возглавлял Службу. При Савельеве она была целиком подчинена руководителю фирмы с российской стороны; Савельев сам либо через помощников набирал кадры и управлял ими, а швед-переводчик лишь присматривал за ним. Сейчас же они осознали, какого масштаба совершили оплошность, и старались взять под контроль всю деятельность Службы, не подпуская к ней Ивана Сергеевича.

При всём своём неудовольствии сложившееся положение дел следовало принимать как данность, как воздух: нет же смысла обижаться, что он не такой приятный, как бы хотелось, не такой тёплый или холодный. Поэтому Иван Сергеевич продумывал примерное развитие событий, если удастся отыскать Мамонта в горах, и в случае крайней необходимости изобретал способы, как можно нейтрализовать и своего референта, и личного секретаря.

Пилоту он указал первую точку, куда должен был заехать Мамонт. Естественно, референт немедленно поинтересовался, почему именно сюда, с какой целью, по каким соображениям Мамонт окажется здесь. Выдавать принцип «перекрёстков Путей» Иван Сергеевич не собирался и потому сослался на некие собственные предположения Русинова начать поиск отсюда. Через час полёта пилот подозвал знаком Ивана Сергеевича и указал вниз. Предгорья Уральского хребта серели залысинами вырубок и переплетением лесовозных дорог. И лишь реки по долинам поблёскивали вечно, свежо и живо. Сверху это место было непримечательным, разве что на берегу речушки, среди залысины, поросшей малинником, стояли большая пасека и изба, а рядом оказался удобный для посадки пятачок.

Пилот посадил машину, выключил двигатели и сообщил, что, по всей вероятности, они приземлились на какую-то взлётно-посадочную полосу: на выровненной земле виднелись следы странных, похожих на велосипедные, колёс. На пасеке и в избе никого не оказалось. Оставалось сидеть и ждать, когда появится хозяин. Для пилота такие командировки были развлечением — он тут же собрал спиннинг и отправился на речку, предупредив, чтобы ему дали знать сигнальной ракетой. Кроме своей зарплаты, он получал хорошую надбавку в кронах от фирмы и был доволен судьбой, готовый совершать посадки хоть на крышу дома.

Часа через два в небе появился дельтаплан и стал кружить над пасекой — сначала высоко, затем ниже, пока с его борта не послышался крутой забористый мат. Иван Сергеевич догадался, что пилот требует освободить полосу, и запустил в небо ракету. Ещё минут пятнадцать оранжевая птица вертелась над головами, оглашая окрестности человеческим возмущённым голосом, затем взяла курс на запад и пропала за лесом. Пилот же не появлялся, и Иван Сергеевич отправил на розыски референта. И тому пришлось идти. Когда они остались вдвоём с Августой — сидели на крыльце и пили из большой бутыли кока-колу, — она вдруг потянулась, как кошка, и с тоской проговорила:

— Остаться бы здесь навсегда! И жить… Здесь место чудесное. От земли исходит благодать… Кажется, сто лет бы прожила тут!

«Ещё бы! — хмыкнул про себя Иван Сергеевич. — А ведь чувствует! Можно вместо кристалла использовать…»

Даже зная координаты «перекрёстка», без инструментальной привязки либо без кристалла КХ-45 отыскать его было невозможно.

— А ещё что тебе кажется? — спросил он осторожно.

— Ещё бы я здесь родила двоих мальчиков! — засмеялась она. — Двух богатырей! Одного бы назвала Ваня, а другого — Юзеф.

«Очень тонкий намёк, — оценил он. — Только ты в таком благодатном месте через несколько месяцев взвоешь и убежишь в свою Варшаву. Или Париж!»

— Мечтать не вредно, — заметил он. — Только у тебя не мальчики, а два хозяина.

Ему очень хотелось уколоть её, отомстить за то, что она провела его, старого чекиста, каковым он считал себя. Эта поселившаяся в нём неприязнь разрасталась пропорционально её нежности. Он опасался, что скоро может и возненавидеть свою личную секретаршу.

А между тем пропал и референт. Иван Сергеевич начинал беспокоиться — швед к Уралу не приучен, хотя и опытный человек, мог где-нибудь навернуться с обрыва. Он выстрелил из ракетницы ещё раз и, глядя на Августу, с не присущей ему мстительностью, тем более в отношении женщины, подумал: «Минут через пятнадцать тебя пошлю! Погуляй в туфельках по благодатному месту!» Однако пришлось идти самому, да ещё руку подавать секретарше, чтобы не опрокинулась на камнях. Они дошли до баньки на самом берегу, и тут Иван Сергеевич увидел странную картину: референт карабкался на берег и волок за собой пилота. Тот едва держался на ногах и матерился как последний забулдыга.

Иван Сергеевич спустился и помог втащить пилота на берег. Тот, вусмерть пьяный, едва признавал окружающих.