Свидание с миллионером - Юлия Гетта

Незнакомая улица, незнакомый двор.

Разворачиваюсь, иду обратно, кутаясь в тонкое пальто.

На улице уже совсем темно. Мимо всё реже спешат куда-то прохожие. Я отстранённо наблюдаю за ними, отчего-то завидуя этим совершенно незнакомым людям. Почему-то мне кажется, что у них в жизни всё складывается куда радужнее, чем у меня. Мир выглядит таким несправедливым.

Пытаюсь представить, что со мной сделает отец Даниила, если я его ослушаюсь. Убьёт? В такое верить не хочется. Но в голове невольно всплывает упоминание Таи о её знакомой девочке, которая решила повоевать с кем-то таким же вот богатым и влиятельным, вследствие чего с ней потом случилось что-то нехорошее… Жаль, я не расспросила тогда подругу, что именно случилось. Почему-то сейчас мне остро хочется это узнать. Как один из вариантов, чего мне ожидать для себя…

Для отца Даниила я никто. Пыль под подошвами его дорогих туфлей. Если он не хочет видеть меня рядом со своим сыном, вряд ли что-то его остановит.

Я брожу по городу ещё примерно час, прежде чем нахожу знакомые постройки. Где-то здесь поблизости моя арендованная квартира. Ноги уже почти не держат меня, когда я наконец добираюсь до её порога.

Сбрасываю обувь, убираю в шкаф пальто и плетусь в ванную, чтобы принять горячий душ. Продрогла до нитки.

Тёплые упругие струи приятно ласкают мою заледеневшую кожу, но меня это не радует. По щекам бегут слезы, смешиваясь с дорожками воды, мне так жалко себя.

Маленькая ванна отделана дешёвой голубой плиткой, раньше это помещение казалось мне самым уютным в мире, а теперь я вижу, насколько оно убого. И вся эта квартира, которую я снимаю, – жалкая клетушка. Под стать мне. Жалкой, ничего из себя не представляющей босячке.

И вся моя жизнь кажется мне такой жалкой, никчёмной. Моя новая работа, которой ещё совсем недавно я так радовалась, теперь не вызывает никаких эмоций. Чем она мне поможет? Правильно, ничем.

Я действительно никто. И зовут меня никак. В мире отца Даниила такие, как я, могут служить только одной цели – чтобы их использовали и выбросили на помойку. На таких, как я, не женятся. Я не ровня Даниилу и никогда ею не стану.

Но мысль о том, что я больше не увижу своего Хоффмана, причиняет нестерпимую боль, в миллионы раз большую, чем осознание собственной беспомощности. Мне совсем не страшно, что меня убьют или сделают со мной что-то другое, не менее ужасное, но я жутко боюсь потерять Даниила.

Выхожу из душа, закутавшись в полотенце, и бреду в крохотную кухню. Есть не хочется, да и нечего, даже чая нет, ведь я здесь практически не жила, всё время торчала у Даниила.

Наливаю себе стакан воды и долго сижу с ним за маленьким стареньким кухонным столом.

Тишина оглушает.

Слезы высохли, но боль никуда не ушла.

Господи, что же мне делать?

В голове бьётся мысль – я должна всё ему рассказать. Но от этой мысли тоже страшно. Что если Даниил не пойдёт против воли отца? Нужна ли я ему настолько, чтобы он попытался меня защитить?

Ведь я действительно никто. Обычная нищая девчонка, каких миллионы.

Что если я расскажу Даниилу об угрозах его отца, и любимый сам после этого решит порвать отношения? Такое уничтожит меня окончательно.

Почему-то, как ни пытаюсь, не могу представить себе, чтобы Даниил ссорился из-за меня с Сергеем Петровичем. Эта картина кажется какой-то сюрреалистичной. Гораздо легче представить, как он говорит: «Ляль, извини, но наверное, нам с тобой и правда лучше расстаться. Так для всех будет лучше».

Кладу обе ладони на стол и утыкаюсь в них лбом. Снова реву. Навзрыд, как маленькая девочка.

А если Даниил всё же пойдёт против воли отца, тот наверняка отыщет способ заставить его передумать. Возможно, Сергей Петрович посчитал, что проще отвадить меня от сына, а с ним он не хочет ссориться. Не зря ведь мне было запрещено рассказывать Даниилу про наш разговор. Но если я ослушаюсь, и они всё-таки поссорятся, тогда Ольшевского старшего уже ничто не удержит от жёстких мер. И вполне возможно, что он будет применять эти меры не только по отношению ко мне, но и к сыну.

Что Даниил может сделать против него? У него нет ни таких денег, ни такой власти. Ещё не хватало разжечь между ними вражду…

От этих предположений все внутренности стягиваются в тугой узел. Как же не хочется, чтобы у моего мальчика были из-за меня проблемы…

Но что мне делать? Что делать?!

Чувствую себя сапёром на минном поле. Когда любое движение, малейшая ошибка может привести к необратимым последствиям. И самое страшное, что я не вижу ни одного безопасного шага.

Устав реветь, ухожу из кухни. Отыскиваю в до сих пор не до конца разобранной сумке свою пижаму, переодеваюсь в неё и забираюсь в холодную жёсткую постель.

Такой вот и будет моя дальнейшая жизнь без Даниила. Холодной и жёсткой.

Одёргиваю себя, приказывая прекратить драматизировать. Можно сколько угодно жалеть себя и плакать, но это вряд ли может чем-то мне помочь. Я должна принять какое-то решение. Как лучше поступить, как повести себя дальше.

Беру в руки телефон, который прихватила с собой в постель, сжимаю его холодными пальцами, никак не решаясь включить.

Понимаю, что в любом случае должна сделать это. Должна позвонить Даниилу. Возможно, он уже потерял меня и волнуется, ведь я обещала приехать в его квартиру после работы. А сама пропала, да ещё и телефон отключен.

Но внутри всё трусливо дрожит, стоит представить, как Хоффман отвечает на мой звонок. Что я ему скажу? Врать не хочу, а говорить правду – слишком страшно.

В итоге кладу телефон обратно на подушку, рядом со своей головой. Переворачиваюсь на бок и гипнотизирую гаджет глазами, будто это может помочь решить проблему.

Наверное, я слишком устала, вымоталась и замёрзла, потому что против воли слишком быстро засыпаю.

* * *

Несколькими часами ранее

Даниил

Всё же отец у меня не без странностей. Не понимаю, для чего нужно было инициировать это совещание, да ещё и в нерабочее время. Никто из присутствующих не горел сильным желанием что-то обсуждать, да и вопросов, требующих немедленного решения, не было. Одно хорошо – удалось быстро свернуть всё и отправиться по домам.

Соскучился по Ляльке до одури. Я так стремительно привыкаю к ней, что уже сложно провести день порознь. А сегодня ещё всё время что-то происходило в офисе, мы даже по телефону не разговаривали.

Сев за руль, первым делом набираю номер Белоснежки. Хочу просто услышать её голос, несмотря на то, что уже совсем скоро увижу.

Однако моя прелесть трубку не берёт, а потом и вовсе вырубает телефон.

Это мне не нравится. Еду домой, нервно сигналю зазевавшимся водилам в пробке, что мне в принципе не свойственно. Как-то неспокойно на душе.