Игры политиков - Дик Моррис

Две недели спустя Рузвельт предпринял новый шаг в своей кампании по превращению Америки в «арсенал демократии». На сей раз он драматически апеллировал к истории: «Никогда еще начиная с Джеймстауна и Плимутского камня наша цивилизация не подвергалась такой опасности, как сегодня… Нацистские хозяева Германии ясно дали понять, что собираются не только устроить на свой лад материальную и интеллектуальную жизнь дома, но и поработить всю Европу, а затем, используя ее ресурсы, и весь мир».

Речь президента слушали 59 процентов взрослого населения Америки, и две трети поддержали президента. На его стороне оказался и конгресс, принявший в марте 1941 года закон о ленд-лизе.

4 сентября того же года США оказались еще на шаг ближе к войне — эскадренный миноносец американских ВМС «Грир» столкнулся с немецкой подлодкой. Неделю спустя Рузвельт заговорил об этом эпизоде в очередной «беседе у камелька». Вот как он его описал: немцы без всяких на то оснований выпустили по «Гриру» две торпеды. Они «обстреляли наш эскадренный миноносец без предупреждения и с явным намерением его потопить… С международными бандитами, атакующими наши суда и убивающими наших граждан, общепринятый язык дипломатии невозможен… Видя гадюку, намеревающуюся вас ужалить, вы не дожидаетесь, пока она действительно выпустит яд, вы бьете. Нацистские подлодки и военные катера — гадюки Атлантики… Само их присутствие в водах, которые Америка считает жизненно важными для обеспечения своей безопасности, взывает к нападению… Наступило время действовать».

Шаг за шагом Рузвельт использовал радио, чтобы заставить слушателей понять: участие Америки в мировой войне неизбежно и необходимо.

И когда японская атака на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года вынудила США вступить в войну, у него не было необходимости спорить с изоляционистами. Но пораженцев, которых приводила в ужас немецкая и японская мощь, все еще хватало. В цикле «бесед у камелька» — четыре в 1942 году, столько же в следующем, три в 1944-м — Рузвельт всячески поднимал американский дух, призывал к упорному труду, который обеспечивает рост промышленности, сглаживал неизбежные трудовые конфликты, способные расстроить военное производство.

Главное же — он, как прежде, разговаривал с американцами, своими «друзьями», убеждал, вел сквозь мрак войны. И радио служило ему для этого оружием столь же мощным, сколь и танки с пулеметами.

Если суть радио — душевная близость, то в чем суть телевидения? Именно этот вопрос лежит в основе состязания между Кеннеди и Никсоном в 1960 году.

Джон Ф. Кеннеди понял, что телевидение — способ продемонстрировать свой блеск и харизму, ум и глубину. Он понял, что различие между радио и телевидением заключается всего лишь в том, что в одном случае картинка есть, а в другом — нет. И не жалел усилий на то, чтобы сделать эту картинку как можно более привлекательной и подвижной.

Никсон же, в свою очередь, видел в телевидении лишь инобытие радиовещания, то есть упор делал по-прежнему на слова, а не на визуальный образ. Он полностью упустил суть телевидения. Подобно актеру времен немого кинематографа, совершенно потерявшегося в мире звука, Никсон мучительно пытался понять, как же воспользоваться телевидением, но так и не преуспел.

Между тем на этой разнице держались все выборы.

Перед вами два кандидата. Обоим за сорок, оба — ветераны Второй мировой, у обоих за плечами 14 лет участия в публичной политике. Кто бы ни победил, Америка получит первого президента из поколения солдат. Но из них двоих только один — Кеннеди — осознал, что именно поколенческий сдвиг и все, что за ним стоит, — это и есть ключ к победе, и потому, подобно участнику конкурса красоты, все бросил на то, чтобы соответственно выглядеть и наилучшим образом сыграть свою роль.

Более того, Кеннеди, по словам историка Дэвида Авербаха, да и других, стал первым политиком, кто «добровольно превратил себя в телетовар». Золотой мальчик — выходец из династии политиков, наделившей его жизненной силой и амбициями, Кеннеди обрел свой магнетический образ не волею случая, но годами сознательных усилий и тренировки. Вслед за своим отцом, Джозефом Кеннеди, он ничего не оставлял на волю случая.

Даже природу. Да, у Джона Кеннеди были хорошие гены, но далеко не всегда он был столь неотразим, как в последние годы жизни: тонконогого, хронически простуженного молодого сенатора не кто иной, как Линдон Джонсон, назвал как-то болезненным маляриком. Действительно, в юности он то и дело болел, часто пользовался при ходьбе костылями, а в 1954 году попал в больницу, где ему сделали операцию на спинном мозге. В ту пору он дважды оказывался в критическом состоянии, даже священника приглашали. К концу 1950-х Кеннеди вроде поправился, и, по воспоминаниям близкого ему Теодора Соренсена, поездки в Палм-Бич и кварцевая лампа помогли ему скрыть болезнь. Страдал Кеннеди и от хронической болезни Аддисона, когда адреналиновые железы плохо выделяют кортизон. Даже его брат Бобби шутил, что, кусая Джона, комар подвергает себя большому риску. Но к выборам 1960 года бледная немочь превратилась в настоящего греческого бога. Как ему это удалось? С помощью кортизона. Лекарственное средство «преобразило» лицо Кеннеди — а вместе с ним и его политическое будущее.

Хотя клан Кеннеди формировался в традиционной политической среде Бостона, представители его раньше многих других поняли, что современных политиков делают средства массовой информации, и прежде всего телевидение. Папаша Джо, некогда и сам крупный голливудский продюсер, сохранил тесные связи в печати, на радио и телевидении, и сын его унаследовал веру старика в возможности СМИ и людей СМИ. По словам историка Дэвида Бернера, телевидение «позволило Кеннеди представить себя публике скорее не как политика, но независимую силу морального возрождения». Не испытывая недостатка в средствах, клан Кеннеди нанял лучших лоцманов, ведущих Джона по глубинам и мелководью СМИ.

Баллотируясь в 1952 году в сенат, Кеннеди стал одним из первых американских политиков, кто использовал в предвыборной кампании телевизионную картинку. Сочетая незатейливые песенки с клипами, в которых кандидат пожимает руки избирателям, посещает заводы, разговаривает с молодежью, команда Кеннеди создала прообраз современной политической рекламы.

Кеннеди проходил экранные тесты, снимаясь на различном фоне и в разных костюмах. Всячески демонстрируя молодость и энергию, он бессчетно фотографировался на яхтах, футбольных площадках и т.д. Даже не оправившись еще от болезней, Джон Кеннеди всегда строго следил за тем, чтобы выглядеть человеком отменного здоровья.

После неудачной попытки добиться вице-президентской номинации на безнадежно проваленных демократами выборах 1956 года он взял на себя роль посла партии, представив делегатам общенационального съезда Эдлая Стивенсона в качестве соискателя президентского кресла. Речь — как и сам оратор — получила восторженные отзывы. Именно тогда «Нью-Йорк таймс» назвала его кинозвездой. Молодой сенатор Джон Кеннеди начал превращаться в ДФК, фигуру общенационального масштаба, любимца партии и явного кандидата на будущих президентских выборах.