Проклятие - Марисса Мейер

Наконец, Эрлкинг обвел комнату долгим оценивающим взглядом; его глаза поочередно останавливались на каждом из его подданных-призраков, многие из которых держали за руки любимых, пришедших повидаться с ними в Скорбную Луну. Лица их были полны такой надежды, что Серильде стало больно на них смотреть.

Ее внимание привлекло какое-то движение, и она посмотрела за спину короля, совершенно уверенная, что вдоль стены крадется чья-то тень. Но нет, моргнув, Серильда снова увидела только собравшихся призраков. Должно быть, это тусклый свет сыграл шутку с ее глазами.

Король подчеркнуто театрально сунул руку в колчан и вытащил стрелу с золотым наконечником – точно такую же, как те, которыми привязал души Серильды и Злата к темной стороне завесы. Он положил ее на ладонь вытянутой руки.

В воздухе появилась паутина почти прозрачных серебристо-черных нитей, которые протянулись во всех направлениях. Каждая нить тянулась от груди одного из призраков, собравшихся в зале.

Своя нить была у Манфреда и у конюха, у каждой посудомойки, садовника и швеи. У кузнеца, у плотников, пажей, поваров.

Пять нитей протянулись к любимой свите Серильды.

Ханс, ее серьезный и заботливый лакей.

Никель, ее добрый и внимательный конюх.

Фриш, ее дурашливый и упрямый посыльный.

Анна, ее яркая и восторженная фрейлина.

И Гердрут, ее искренняя и смышленая горничная.

Все призраки были связаны мерцающими нитями, тонкими, как паутинки, идущими к стреле у Эрлкинга в руках.

Все, кроме одной, внезапно поняла Серильда. Агата, оружейница, предавшая Серильду и Злата в обмен на эту самую сделку.

Ее нигде не было видно.

– Я разрушаю оковы, связывающие вас… – слова Эрлкинга эхом разнеслись по залу. – Я освобождаю вас от рабства. Отныне я больше не являюсь хранителем ваших душ, но отдаю вас Велосу, богу смерти, чтобы вы могли обрести вечный покой.

Внезапно темные блестящие нити начали распадаться. Они отделялись от древка стрелы и рассыпались, растворяясь в воздухе. Остались только пять нитей, принадлежащих детям, – они оставались все такими же прочными.

Серильда проследила за нитью, ведущей к Манфреду, и увидела, что долото, триста лет торчавшее в его глазнице, исчезло. Зияющая рана у него на лице зажила. Кровь и запекшиеся корки исчезли, как будто их никогда и не было.

И тут по лицу Манфреда, всегда такого стойкого, потекли слезы.

Плакал не он один. Вокруг затягивались и заживали раны. Пропадали кровь и синяки.

– Дети мои, – в голосе Велоса впервые слышались радость и умиротворение, – вы свободны. Пока стоит Скорбная Луна, вы можете вернуться, навестить свои семьи и потомков. А когда взойдет солнце, я провожу вас в Ферлорен, где вам будет дарован покой.

После этих слов души умерших начали исчезать. Не только призраки Адальхейда, долго томившиеся в неволе, но и те, кто пришел с ними повидаться. Бабушки и дедушки, двоюродные братья… король и королева.

Серильде хотелось окликнуть их. Рассказать им о Злате. Она хотела спросить, помнят ли его хотя бы они, раз уж все прочие забыли.

Но она не успела. Как только распались последние нити, соединявшие души с проклятой стрелой, пропали и призраки. Они растворялись один за другим.

Как туман на полях, тающий под солнечными лучами.

– Серильда…

Всхлипнув, она посмотрела на отца, и при виде его лица у нее сжалось все внутри.

– Нет, – прошептала она. – Не уходи. Прошу…

– Мне здесь не место, – пробормотал он, оглядывая зал. – И тебе тоже. – Он взял ее лицо в ладони. – Мужайся, моя девочка. Я знаю, у тебя получится. Ты всегда была храбрее меня.

– Папочка… – Серильда бросилась ему на шею и крепко обняла. – Прости. Прости меня за все. За мои глупые выдумки и ложь. За то, что привела Охоту к нашим дверям. За то, что случилось с тобой.

– Ну, ну. Все хорошо. – Отец погладил ее по голове. – Ты всегда была моей величайшей радостью, ты и твои удивительные фантазии. Ты так похожа на мать. – Он вздохнул с глубокой печалью. – Я ни за что не пожелал бы, чтобы ты была кем-то другим.

– Я не хочу прощаться. Не хочу, чтобы ты уходил.

В ответ он поцеловал ее в лоб.

– Это не навсегда. Береги себя и будь осторожна, милая. Пожалуйста. Будь осторожна.

– Я люблю тебя. – Всхлипывая, она отстранилась и посмотрела ему в глаза. – Я так тебя люблю.

Улыбнувшись, отец вытер слезы с ее щек.

А потом исчез и он.

Серильда поникла, обхватив себя руками. Она чувствовала себя выпотрошенной, будто ее сердце выклевал нахткрапп. Конечно, снова увидеть отца было невероятным даром, но эта встреча лишь растравила рану, которая едва начала заживать.

– Только не говори мне, что это та самая смертная девица, которую ты сделал Ольховой Королевой.

Серильда резко вскинула голову. Сквозь пелену в глазах она увидела, что Перхта устремила на нее безжалостный взор. Раньше девушке частенько казалось, что глаза Эрлкинга словно обдают ее холодным ветром, но оказаться под пристальным взглядом Перхты было все равно, что окунуться в скованное льдом озеро.

– Королеве Грейвенстоуна не пристало быть такой сентиментальной, – язвительно сказала охотница.

Серильда замерла. Она чувствовала себя одеревеневшей, все ее чувства слишком притупились, чтобы оскорбление Перхты могло ее задеть. Однако она ясно заметила угрозу, мелькнувшую в хищной улыбке охотницы.

Серильда поежилась.

Внезапно опустевший зал показался ей слишком тихим. Исчезли темные. Исчезли призраки замка и навещавшие их духи. Ушел и ее отец.

Ушли все; остались лишь Серильда, Перхта, Эрлкинг, бог смерти да призраки пятерых детей, которых ей до сих пор не удалось спасти.

Серильда не хотела склоняться перед демонической охотницей, но горе утраты притушило огонь ее храбрости. Она не боялась этой женщины. Она была от нее в ужасе. Серильда чувствовала, как ее покидают мужество, упрямство, остроумие, – как уходит все то, что придало бы ей сил выпрямить спину и встретить Перхту с достоинством. Сейчас девушке хватило сил лишь на то, чтобы протянуть руки к детям, подзывая их держаться ближе к ней, как будто она могла их защитить. Если бы. Она никогда этого не могла.

Перхта бросила на нее проницательный, жестокий взгляд, от которого у Серильды волосы встали дыбом.

– Жалкая девка.

– Готово, – сказал Эрлкинг. – Снимай с нее оковы.

Лицо Велоса омрачилось, но в следующий миг кандалы на запястьях Перхты разомкнулись. С лязгом упав на пол, они исчезли в клубе черного дыма.

Перхта даже не взглянула вниз на освобожденные руки. Она не сводила глаз с Серильды, и ее недобрая улыбка стала еще шире. Затем, не глядя на Эрлкинга, Перхта схватила его за ворот туники и резко притянула его к себе.