Войны Митридата - Михаил Елисеев

Однако часть беглецов попала в расположение войск Котты. Узнав о том, что происходит в городе, Марк Аврелий впал в ярость. Также выразили недовольство и его легионы, у которых из-под носа увели столь лакомую добычу. Собрав свои войска, полководец-неудачник повёл их к Гераклее, и там едва не началось самое настоящее сражение между легионерами Котты и Триария. Одни требовали разделить добычу, другие об этом и слышать не желали. Только Гай Валерий сумел остановить готовое вот-вот начаться кровопролитие.

Но стоило только Триарию отплыть с флотом прочь от Гераклеи, как Котта явил своё истинное лицо. Он снова захватил город и учинил в нем неслыханный грабёж и погром. В поисках денег и спрятанных сокровищ люди Марка Аврелия разгромили все городские храмы, сдвигали статуи, снимали изображения богов, разыскивая тайники. Алчность, обуявшая полководца, как зараза распространилась на его воинство. Легионеры начали выносить из храмов всё, что можно вынести, а потом ещё раз прошлись по жилым кварталам, выгребая то, что осталось после солдат Триария. Гераклея была разграблена полностью, в ней не осталось ничего ценного. Зато корабли Котты ломились от захваченной добычи, ради которой стоило пережить и позор Халкедона, и ряд неудач во время осады. Напоследок Марк Аврелий распорядился всё сжечь, и клубы чёрного дыма возвестили Азии о трагедии Гераклеи. Охваченный огнём город выгорел практически весь.

Два года героически сопротивлялась Гераклея римлянам, два года отражала все их штурмы и атаки и наконец пала в результате измены. Но если поведение Триария в Гераклее вполне соответствовало поведению римских полководцев в захваченных городах, то поведение Котты не вписывалось ни в какие рамки. Чтобы во второй раз подряд, ради своих корыстных интересов, разграбить и сжечь город, который уже принадлежал Риму! Такого ещё не бывало.

Тем временем Марк Аврелий отправил свои легионы в распоряжение Лукулла, союзников распустил по домам, корабли по самую палубу набил добычей и с чувством выполненного долга отплыл домой. С этого момента и начались его беды. Сначала буря утопила много кораблей, перегруженных награбленным добром, а часть судов выбросила на мель, лишив тем самым Котту многих ценных трофеев. По прибытии на родину Марка Аврелия за взятие Гераклеи почтили в сенате именем «Понтийского», но на этом его радости и закончились. Когда в Риме узнали о том, какое преступление Котта учинил ради собственной выгоды, то отношение к нему резко ухудшилось: «…народ возненавидел его. К тому же он вызвал зависть столь громадным богатством» (Мемнон). Началась яростная травля бесталанного воителя. Желая хоть как-то смягчить разбушевавшихся соотечественников и изменить их отношение к себе, Марк Аврелий часть богатства сдал в казну. Но преследования Котты продолжались, и в конечном итоге от всей его понтийской добычи не осталось практически ничего. В самый разгар разбирательства в Вечный город прибыли представители Гераклеи и на заседании сената подали на грабителя жалобу. Котта пытался оправдаться, но слово взял сенатор Карбон: «“Мы, о, Котта, – сказал он, – поручили тебе взять город, а не разорить его”. После него и другие таким же образом обвиняли Котту» (Мемнон). Дошло до того, что незадачливого полководца хотели изгнать из города, но в последний момент передумали и лишили его звания сенатора. Страшное наказание для этого тщеславного человека, и редкий случай, когда алчность и корыстолюбие понесли заслуженную кару.

* * *

Совсем иначе, чем его алчный и беспринципный коллега, вел себя на завоеванных территориях Лукулл. Будучи не только дальновидным политиком, но и человеком твердых моральных принципов, Луций Лициний в очередной раз вступил в жесточайшую борьбу с римскими откупщиками и ростовщиками, которые словно вороны слетелись на азиатское пепелище. Командующий прекрасно понимал, что не стоит в данной ситуации излишне озлоблять местное население. Ведь Митридат ещё жив! С другой стороны, потомственный аристократ и порядочный человек, что в принципе являлось довольно редким сочетанием для деятелей Римской республики того времени, Лукулл всей душой ненавидел алчное и хищное племя ростовщиков и публиканов. Он справедливо считал, что эти люди, вылезшие из грязи в князи, своей деятельностью вызывают всеобщую ненависть к Риму в Азии. Проконсул прекрасно знал, что будет твориться на захваченных землях, как только там появятся эти денежные воротилы.

Лукулл начал твердой рукой наводить порядок на освобождённых и завоёванных территориях, стремясь везде установить власть закона, а не публиканов. Прежде всего, он установил предел процентов за ссуду – в месяц 12 % годовых: высшая норма процентов, признаваемая римскими законами. «Далее, он ограничил общую сумму процентов размером самой ссуды; наконец, третье и самое важное его постановление предоставляло заимодавцу право лишь на четвертую часть доходов должника. Ростовщик, включавший проценты в сумму первоначального долга, терял все» (Плутарх). Среди римских дельцов в Малой Азии поднялся такой вой, что его услышали в курии на берегах Тибра и зажали уши – многие из «отцов отечества» были должны крупные суммы тем людям, с которыми боролся Лукулл. Но озлоблять население Малой Азии в этот момент было смерти подобно, поскольку на востоке бушевала война, Митридат оружия не сложил, и как сложится дальнейшая ситуация, предсказать было трудно. Ведь все эти долги являлись следствием того самого штрафа, который Сулла когда-то наложил на Азию. Благодаря кропотливой и неустанной деятельности ростовщиков и публиканов долг в 20 000 талантов вырос до астрономической суммы в 120 000 талантов, причём 40 000 из них откупщики уже получили.

Труды Лукулла даром не пропали, и экстренные меры оказали своё воздействие – по истечении четырёх лет все долги были выплачены, а заложенные некогда земли вернулись к своим владельцам. Римлянин оказался не только хорошим полководцем, но и прекрасным администратором. Луций Лициний стал пользоваться у населения провинции Азия определённой популярностью, поскольку под его правлением регион смог вздохнуть свободно. Зато в римских деловых кругах имя Лукулла вызывало самые негативные ассоциации. Жалобы на него сыпались в сенат как из рога изобилия, однако полководцу было на всю эту мышиную возню глубоко наплевать. Проконсул свысока смотрел на беснующихся ростовщиков и публиканов, продолжая делать так, как считал нужным. Накануне похода в Великую Армению, где укрылся Митридат, Лукулл находился в Эфесе, отдыхая от ратных трудов и занимаясь устройством провинции Азия.

На мой взгляд, Луций Лициний не был самым плохим среди тех римлян, которые пришли в Малую Азию, наоборот, он, скорее всего, был одним из лучших. Другое дело, кто его туда звал и что явился он как завоеватель.

После того как под ударами римских легионов рухнула держава Митридата, единственной силой на востоке, способной противостоять захватчикам, была Великая Армения. К этому времени зять Евпатора, Тигран II Великий, вознес страну на пик могущества. Юстин пишет про Великую Армению, что это было «большое царство, так как размеры его, после Парфии, превосходят величиной все остальные царства». Сам Тигран был личностью незаурядной. В молодости он много лет прожил заложником при дворе парфянского царя, однако после смерти своего отца вернул себе свободу, отдав парфянам большие территории на востоке страны. «Вначале он жил заложником у парфян; затем ему удалось получить от них дозволение вернуться на родину, причем парфяне взяли выкуп – 70 долин в Армении» (Страбон). Но царь был только в начале славных дел. Женитьба на дочери Митридата Евпатора обеспечила Тиграну надежный тыл, и он начал проводить активную внешнюю политику.