Ключи от Стамбула - Олег Игнатьев

Последний аргумент произвёл впечатление на вдохновителя германской военщины, и он заверил, что даст соответствующие инструкции.

Три дня князь Бисмарк и его семья осыпали чету Игнатьевых любезностями и три дня приглашали к обеду.

— Бисмарк напоминает мне рысь, он так же осторожен и коварен, — сказал Николай Павлович жене, когда они приехали в отель.

— Но ты ведь слышал, как он часто повторял, что Германия без дружбы с Россией погибнет, ибо Россия непобедима? — попыталась возразить Екатерина Леонидовна, внимательно следившая за тем, что говорилось в застолье.

— Слова, Катюша, всё это слова! Для усиления своей позиции в Европе новой германской империи необходимы были три войны: с Австрией, с Францией и с нами. Две из них немцы уже провели: швабов разбили, французов, как ты знаешь, тоже; осталось потеснить Россию.

— Значит, война с немцами будет?

— Уверен, — ответил Игнатьев.

Вскоре ему дал аудиенцию кайзер Германии Вильгельм I и гарантировал нейтралитет своей страны. Мало того, уступая настойчивой просьбе Игнатьева, он пообещал «следить за тем, как будет держать себя Австро-Венгрия, чтобы она осталась верна соглашению трёх императоров, связанных честным словом».

Бисмарк подписал протокол. Большего нельзя было и требовать. Лиха беда начало!

Затем Игнатьев посетил Париж, Вену и Лондон.

Из разговора с графом Андраши он лишний раз уяснил для себя, что Австрия предаст Россию в любую минуту. Это его крайне возмущало, как раздражала и противоречивость английского правительства.

«Легче распахать Луну, чем Россия добьётся прохода через Дарданеллы без согласия на то Англии», — громогласно утверждали члены лондонского кабинета. Они поговаривали, что Игнатьев подготавливает почву для прямых переговоров с Портой, чтобы получить взамен разоружения русского войска, свободный выход в Мраморное море, через Босфор и Дарданеллы. Этот трактат, заключённый с одной Турцией, восстанавливал прежнее покровительство России для турецких христиан. Но согласие Порты без согласия Лондона — фикция. Султанское правительство давно в кармане Уайт-холла. Уж если королева Англии склонила голову перед его величеством английским капиталом, то, что говорить о каком-то там Абдул-Хамиде II, который чуть в штаны не намочил от радости, когда узнал, что его сделают султаном и дадут денег на войну с русским царём. Если Россия и решит вопрос с проливами за счёт демобилизации своего войска, так она добьётся этого, прежде всего, от Англии, от коллегии европейских держав, а не от Порты.

Английский посланник в Париже Лайонс не переставал удивляться, почему Игнатьев не едет в Лондон?

— Я советую вам ехать, не теряйте время.

Он не знал того, что знал Николай Павлович. Известия, доходившие от нашего посла в Англии графа Петра Андреевича Шувалова, не давали надежды на то, что русская точка зрения восторжествует. Шувалов телеграфировал Горчакову: «После возвращения из Парижа я имел продолжительные дебаты с лордом Дерби. Вопреки обещаниям, данным генералу Игнатьеву князем Бисмарком, всё было немедленно передано сюда из Берлина и произвело неблагоприятное впечатление. В заключение лорд Дерби сказал следующее: английское правительство не любит письменных обязательств и протоколов».

Текст этой телеграммы стал известен Николаю Павловичу, и он поспешил узнать, действительно ли Бисмарк передал в Лондон содержание их беседы? Оказалось, что нет. Бисмарк сохранил протокол втайне. Просто граф Шувалов при всяком удобном случае старался убедить императора, что он один persona grata в Европе и один обладал талантом влиять на международную политику. Если что канцлер Германии и передал в Лондон, так это свой совет принять протокол.

Странная получалась ситуация: Игнатьева посылали в Берлин, как врага князя Бисмарка и Германии, а он вынужден был искать защиты германского канцлера против обвинений, возводимых на него русским послом в Англии!

Из начавшейся телеграфной переписки между Шуваловым, Игнатьевым и князем Горчаковым вскоре стало ясно, что Пётр Андреевич пёкся о таком протоколе, который был бы приемлем Англией, а Николая Павловича удовлетворял лишь тот, в котором отражались интересы турецких христиан и России.

В Лондон он приехал с женой и сопровождавшим его князем Церетелевым вначале марта. Они отобедали в русском посольстве, где встретили маркиза Солсбери с дочерью, а на другой день, вместе с Шуваловым, Николай Павлович был с визитом у графа Дерби и лорда Биконсфилда. В его честь дали обед, и на рауте у графа Дерби Игнатьев познакомился с самыми видными представителями английского общества. Князь Церетелев, щеголявший в парадных сапогах английского министерства иностранных дел, очаровал леди Дерби и целовал ей ручку.

Первое свидание Игнатьева с лордом Биконсфилдом состоялось в субботу пятого марта, в тот день, как он обедал у лорда Дерби. Лицо английского премьера с его большой нижней губой, отвисшей, как у большого верблюда, никак не вдохновляло на сердечный диалог. К тому же, Бенджамин Дизраэли явно избегал серьёзного разговора о восточных делах. У Николая Павловича сложилось впечатление, что тот не верит Шувалову. Подозрение его подтвердилось. В среду, когда Игнатьев с женой были приглашены к лорду Биконсфилду на обед, тот, улучив минуту, когда Шувалов говорил с кем-то в другой комнате, стал высказываться куда определённее. Он даже принялся уверять Игнатьева, что потерял всякую надежду на окончательное соглашение, которое удовлетворило бы всех.

— Без демобилизации не будет протокола, — с большим апломбом и чудовищно картавя, сказал премьер-министр и предложил сыграть партию в шахматы. Игнатьев согласился, и они расставили фигуры. — Мы настаиваем на немедленном разоружении России и Турции, — сделал решительный ход пешкой от ферзя лорд Биконсфилд. Он отлично видел, что Николай Павлович не даст никаких обещаний, отстаивая честь своего государства, поэтому не стал муссировать скользкую тему. Зато был жёсток в видах на проливы.

— Проливы, сами понимаете, должны принадлежать султану или Англии, и более никому, — худой, узкогрудый, вроде болотной цапли, Бенджамин Дизраэли с усилием распрямил плечи. Игнатьев пошёл на размен центральных пешек.

— Вряд ли это так уж нужно Англии, — усомнился Николай Павлович. — Нам они нужнее.

— Это ещё почему? — рассерженно полюбопытствовал лорд Биконсфилд и начал развивать фигуры.

— Мы должны защитить своё побережье от вражеского нападения, — гася волну взаимной неприязни, как можно вежливее пояснил Игнатьев, обдумывая план атаки на королевский фланг противника.

— От кого именно? — прикинулся непонимающим глава английского правительства, откидывая голову назад и театрально прикрывая веки. После секундного раздумья, он произвёл рокировку.

— От тех же турок, — ответил Игнатьев, нацелив бивни своего слона на биконсфилдовских коней, стоявших в центре поля. — Турки резали болгар с таким остервенением, словно навек утратили рассудок.

Разговор с Дизраэли в очередной раз доказал, Европа разучилась сострадать, а вот изображать это святое чувство наловчилась. Судя по уклончивым ответам английского премьер-министра, Николай Павлович понял, что вести дальнейший диалог нет смысла. Ведущий британский политик явно задумал на Востоке что-то неожиданно коварное, но так как план его ещё не созрел окончательно, он сделал вид, что очень увлечён игрой. Всё просто и естественно, и, вместе с тем, в рамках приличия. По всей видимости, задумка лорда Биконсфилда предполагала захват Дарданелл, иначе, зачем бы он так настаивал на обязательной и безоговорочной демобилизации русской и турецкой армий?