Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Энергичный комендант Бреста генерал В. А. Лайминг вынужден был семь раз подготавливать гарнизон из вновь прибывших ополченских частей, и шесть раз части, которые только начинали приобретать опыт ведения крепостной войны, забирались Ставкой на фронт96. Благодаря В. А. Лаймингу фронт в это время получил семь прекрасно подготовленных полевых артиллерийских бригад97. 20 июня (3 июля) 1915 г. М. В. Алексеев докладывал Н. Н. Янушкевичу, что это требовало не менее 11 полевых дивизий, от 108 до 156 полевых батальонов98. М. В. Алексеев был категорическим противником использования в качестве гарнизонов крепостей полевых частей и фактически предложил использовать для этого ополченские дружины, переформировав их в армейские полки: «Что касается ополчения, то, повторяю, один факт переименования в полевые полки поставит все дружины фронта на путь улучшения в связи, конечно, с тем, что через два-три месяца волью в их ряды до 400 подготавливаемых собственным попечением офицеров»99.

Боеспособность ополчения, присылаемого в крепости, была очень низкой. Солдаты старших возрастов, никогда не служившие в армии и толком не обученные, вооруженные берданками, попадая на фронт, часто мечтали только об одном – как бы быстрее сдаться в плен. «Такие части, – вспоминал один из офицеров, наблюдавших ополченцев весной 1915 г., – были исключительно обузой и увеличивали количество наших пленных в Германии»100. Восемь батальонов ополченцев, введенных примерно в то же время в Осовец, по свидетельству участника обороны, «не представляли серьезной силы для обороны крепости»101. Примерно так же оценивал и присланное в Ивангород пополнение – 23-ю запасную бригаду и четыре батальона 84-й бригады А. В. фон Шварц: «Увы, эти войска были плохо вооружены, не имели совершенно патронов и более походили на рабочих, чем на солдат»102.

Такое использование ополчения было в высшей степени характерно для М. В. Алексеева. Было всего лишь три пути использования многочисленного, но слабо обученного и не обеспеченного кадровыми офицерами и унтер-офицерами резерва. Собственно говоря, они и обсуждались. Во-первых, можно было расформировать четвертые батальоны в полках для усиления кадров в остальных трех. Во-вторых, можно было направить эти кадры с той же целью в ополчение. И, наконец, было принято третье решение – по сформированию дивизий из ополченских дружин для увеличения числа боевых единиц. Это был путь, выбранный под сильнейшим влиянием М. В. Алексеева103. Конечно, это было ошибочное решение, так как для превращения этих новообразований в более или менее боеспособные части нужно было время и кадры. И того, и другого не хватало, и новые дивизии так до конца войны не стали надежными формированиями.

А. Нокс отличал четыре группы боеспособности русских дивизий, образовавшихся в результате этих действий: 1) регулярные, довоенные – три гвардейские, четыре гренадерские, 52 линейные, 11 сибирских, по 16 батальонов и 36 орудий в каждой, количество кадровых офицеров в полку от 10 до 20 человек; 2) стрелковые дивизии, образовавшиеся из стрелковых бригад, – одна гвардейская, четыре финляндские, две кавказские, шесть туркестанских, в каждой по 12 батальонов и 18 полевых орудий, в полку от шести до восьми кадровых офицеров; 3) дивизии второй линии, организованные мобилизацией или на основе отдельных полков: 31 линейная, три сибирские, две кавказские, в каждой по 16 батальонов и 36 орудий, но лишь некоторые полки из этого числа имели 24 кадровых офицеров в строю; 4) дивизии, созданные из ополчения, которые носили номера от 101 до 127, к началу 1916 г. вообще не представляли какой-либо силы, так как практически не имели кадровых офицеров, а рядовой состав, преимущественно старых возрастов, был плохо обучен104.

Таким образом, боеспособность частей напрямую зависела от количества кадровых офицеров в полку и поддержки артиллерии. Средняя ополченская дивизия включала в себя две бригады по шесть дружин (батальонов), одной конной сотне, одной шестиорудийной батарее и одной саперной полуроте. Дивизия ополчения имела еще и пулеметную команду (восемь пулеметов). Генерал К. Л. Гильчевский, принявший 101-ю дивизию весной 1915 г., оценивал своих подчиненных следующим образом: «Боевая подготовка дружин была очень слабая… Никогда дружины не выступали в назначенное время, а всегда на несколько часов позже и часто не исполняли приказа или искажали его»105. На подготовке ополчения и резервов армии сказывался и чудовищный разнобой в вооружении.

«Ни одна армия ни в одной войне, – отмечал занимавшийся этой проблемой В. Г. Федоров, – не имела на вооружении столь значительного числа разнокалиберных систем, сильно отличавшихся друг от друга по конструкции. В этом отношении русские войска до некоторой степени можно было сравнивать лишь с наскоро организованными частями Северных и Южных штатов Америки во время гражданской войны 1861–1865 гг.»106 Некоторые инструкторы называли эти коллекции «кунсткамерой огнестрельного оружия». Призванные под знамена обучались с устаревшим и разномастным оружием, имевшим недостаточное количество боеприпасов. В результате приходившее на фронт пополнение иногда даже не могло перезарядить магазинную винтовку. Качество огня русской пехоты резко падало107.

Летом 1915 г. германское командование надеялось организовать в русской Польше гигантские Канны, окружив основные силы Северо-Западного фронта между Вислой и Западным Бугом1. Но теперь основной удар наносился немецкими войсками против Северо-Западного фронта. Расчет Ставки на то, что наступательная сила противника будет слабеть одновременно с ростом готовых к бою русских резервов, не оправдался. Резервов катастрофически не хватало, и любой германский прорыв ставил фронт в угрожающее положение. Это приводило к ситуации, в которой отступление одного корпуса автоматически вызывало такую же реакцию у соседей2.

Немцы по-прежнему широко использовали свое преимущество в технике. В первой половине мая 1915 г. южнее Варшавы была проведена газобаллонная атака, жертвами которой стали 9 тыс. русских солдат3. В июне на фланге Северо-Западного фронта была развернута 12-я германская армия под командованием генерала Макса фон Гальвица в составе 1, 11, 13, 17-го армейских, 17-го резервного и Сводного корпусов, всего 164 батальона, 37 эскадронов – 177 тыс. человек и 1256 орудий. Позже М. фон Гальвицу были направлены еще две дивизии, что увеличило его силы до 188 батальонов, 41 эскадрона и 1382 орудий4. На участке предполагаемого прорыва в 35 км было сконцентрировано (вместе с резервом армии) 102 батальона и 860 орудий, а на остальном фронте (свыше 100 км) оставлено 62 батальона и 392 орудия5.

Против этих сил с русской стороны находились 1-я армия (1-й Сибирский армейский, 1-й Туркестанский армейский, 27-й армейский, 1-й кавалерийский корпуса и крепость Новогеоргиевск) и левый фланг 12-й армии (4-й Сибирский армейский корпус). В резерве 1-й армии имелась 1-я Сибирская дивизия, гарнизон Новогеоргиевска составляли три ополченские бригады и 1094 орудия. Не считая сил крепости, в составе 1-й армии было 99 батальонов, 108 эскадронов – всего 106 960 человек и 377 орудий. Плотность занятия фронта колебалась от 500 до 800 штыков и от одного до четырех орудий. Немцы имели значительное превосходство в артиллерии и боеприпасах. В русских войсках, кроме снарядного голода, уже чувствовался и недостаток винтовок и патронов к ним, а численность была на 8-15 % ниже штатной6. Германская угроза фронту стала очевидной.