Боги Абердина - Михей Натан

Мы доели овощную лазанью, приготовленную доктором Кейдом, и, как всегда, когда готовил он (что случаюсь редко), еда получилась классной.

— Два года назад я ездил к ним на Рождество, — продолжал Артур. — Жил у них в доме на берегу залива. Мы все время играли в бридж. В этом году мать Дэна прислала мне поздравительную открытку.

«Я не верю ничему, что ты говоришь, — подумал я. — Все, что ты сказал — ложь».

— Очень хорошо, как хотите, — сказал профессор, сложив салфетку. — Но, пожалуйста, позвоните ей сегодня вечером. Мне нужно, чтобы эта проблема решилась. Срок сдачи разделов, над которыми работал Дэн, приближается очень быстро. Пока что он идеально выполнял работу. Не могу представить, чтобы кто-то из вас продолжил ее на этом этапе… Просто нет времени.

Хауи чихнул в салфетку. Несколько дней назад он сильно простудился, и с тех пор так и не вылечился. Художник ходил по дому в халате и тапочках со стаканом теплого рома в одной руке и упаковкой бумажных носовых платков — в другой. Он неделю воздерживался от алкоголя и не объяснял, почему вдруг перестал пить и почему опять начал. Но думаю, что парня гораздо сильнее беспокоило отсутствие Дэна, чем он показывал. Хауи любил подшучивать над Дэном, но тот терпимее, чем мы, относился к шуткам. Я думаю, что художник винил себя за уход Дэна из дома. Может, какая-то ссора или спор перед каникулами, перебор с приколами и оскорбления привели Дэниэла к решению окончательно покинуть дом профессора Кейда?

В предыдущий день Хауи отвел меня в сторону и спросил, не скрываю ли я чего-нибудь.

— Можешь открыться старине Хауи, — подмигнул он. От него пахло ирландским кофе с виски. — Я никому ничего не скажу. Это из-за меня, да? Из-за того, что я сказал?..

Я опустил руку ему на плечо. Парень был в отчаянии.

— Если бы я что-то знал, то сказал бы тебе.

Хауи закрыл один глаз и отодвинулся от меня.

— Примерно месяц назад мы с Дэном… устроили небольшие дебаты. Наверное, так правильнее выразиться. В общем-то, дело яйца выеденного не стоило, ничего особенного, знаешь ли. Мы спорили про этот дерьмовый философский камень. — Он обвел взглядом гостиную, чтобы удостовериться, не проникли кто-то украдкой во время нашего разговора. — До каникул… Я сказал Арту, что меня это больше не интересует. А он все распланировал — какая-то большая церемония в лесу. — Хауи замолчал. — A-а, какого черта! Вероятно, он тебе уже все рассказал.

— На самом деле, Артур мне ничего не рассказывал, — заявил я.

— Теперь это не играет роли. Что сделано, то сделано. После возвращения из Праги Арт заявил нам, что вскоре у него будет рецепт эликсира. Я ответил ему, что мне плевать, потому что я с этим закончил. Я заявил, что вся эта алхимия уже какое-то время тому назад перестала быть развлечением. Знаешь, иногда подобные вещи интересны, как спиритические сеансы… Хотя я сам никогда не верил ни во что подобное. Но ты знаешь Арта. После того, как он что-то вобьет себе в голову, его не остановить. Поэтому я сказал ему, что не заинтересован, а Дэн — что я просто упрямлюсь. Ну, я и сорвался с катушек… — Он замолчал, в больших зеленых глазах появилась грусть. — Может, я сказал что-то ненужное?

— Например?

Хауи фыркнул:

— Ну, я сказал очевидное…

Я вопросительно приподнял брови, показывая, что до меня не доходит.

— О, прекрати, Эрик. Может, ты и молод, но ты не слепой. Ты знаешь, что Дэн… Ну, ты знаешь… — Хауи закатил глаза.

— «Голубой», — произнес я вслух.

— Да, — художник вздохнул, словно испытал облегчение, раз я первым произнес слово. — Или, по крайней мере, он склоняется в этом направлении. Если честно, думаю, что он запутался, поставлен в тупик. Он не ведет себе, как «голубой», а обычно сразу же можно определить, что перед тобой гомик, в ту же секунду. Бог знает, я пытался ему помочь. Ты представить себе не можешь, сколько свиданий я для него организовал. Что-то в «голубых» притягивает женщин, словно мух к дерьму. Но я думаю, что Дэн может пойти и в одну, и в другую сторону, и не считаю правильным кое-что из того, чем он занимается с Артом.

— Эллен рассказывала мне про церемонии в лесу, — сказал я. — О кругах с факелами и обо всем остальном.

Хауи замолчал, рыжие волосы свисали лохмами, которые давно не расчесывали. На подбородке выросла двухдневная щетина.

— Ее там не было, — тихо произнес он.

Я понимал, что мы уходим на опасную почву и быстро снова спросил его о Дэне. Хауи засопел.

— Я заявил ему, что он занимается алхимией только из-за секса.

— О, Боже! — воскликнул я.

Хауи запустил руки в волосы и резко выдохнул воздух. Если бы я не знал правду про исчезновение Дэна, то поверил бы, что причиной его стали слова художника.

Теперь понятно, почему Хауи стал в ту пятницу катализатором. Он взвалил на себя ненужную вину. Хотя я уверен, что в пьяном ступоре он считал найденное им не представляющим важности, я все равно задумываюсь, не заподозрил ли художник что-то подсознательно. Алкоголь служил отвлекающим средством, но зерна сомнения все равно кружились и собрались у него в сознании, пусть и в глубине. Они ждали, когда их соберут, поднимут на свет и внимательно осмотрят, а потом прокричат разоблачительное: «Ага!»

Он поднял голову от тарелки, язык у него заплетался, в глазах стоял туман.

— Когда я вернулся с каникул, у Дэна на кровати лежало стихотворение, — объявил Хауи. — Я зашел к нему в комнату, чтобы оставить книгу, которую для него привез, и нашел стихи. На французском. Дэн говорит по-французски?

Я посмотрел на Арта, который в свою очередь посмотрел на доктора Кейда. Тот повернулся к Хауи.

— А где сейчас это стихотворение? — спросил профессор.

— У меня в комнате, — ответил Хауи.

Радиатор застонал.

— У меня на туалетном столике. Я его перевел и совсем про него забыл.

Профессор Кейд положил салфетку на стол и ушел. Пять минут мы ждали молча, слушая, как пол наверху скрипит у него под ногами. Хауи снова налил себе в бокал вина, Арт на меня не смотрел, вместо этого водил вилкой по тарелке с остатками лазаньи. Нил тихо прошел через гостиную и улегся на своем любимом месте у камина. Пожелтевший лист оторвался от фикуса, который стоял в арке, упал на пол возле доктора Кейда.

Профессор вернулся, держа сложенный лист бумаги между большим и указательным пальцем. Он наморщил лоб от беспокойства, уголки губ смотрели вниз. Хозяин дома выглядел обеспокоенным, немного испуганным, но в большей степени ему было любопытно, словно он наблюдал, как перед ним разворачивается великая трагедия, и находил это захватывающим.

Вскоре я понял, почему — профессор держал в руках то, что посчитал предсмертной запиской Дэна…

Потом был телефонный звонок. Голос доктора Кейда доносился из кухни, он звучал торжественно. Профессор позвонил в полицию Фэрвича и заявил об имеющихся у него основаниях считать, что один из студентов, вероятно, совершил самоубийство. Предсмертную записку выложили перед нами на обеденном столе, между блюдом с лазаньей и салатом с оливками. Это был кусок белой нелинованной бумаги с одной строфой, отпечатанной на машинке в центре страницы: