Мик Джаггер - Филип Норман

Однако в списке треков имелся и крупный сюрприз. Однажды вечером пунктуальный и организованный Билл Уаймен приехал в «Олимпик» к назначенному часу и, как это нередко бывало, никого больше в студии не застал. Дожидаясь остальных, он сымпровизировал на фортепиано песню, которую назвал «In Another Land». Стив Марриотт из The Small Faces помог ему начерно ее записать, перегрузив тремоло, после чего, к удивлению Билла, Мик и Кит поработали над ней еще и объявили, что она достойна войти в альбом. Впоследствии она даже вышла синглом «Стоунз» в Америке — тоже очень лестно. Однако торжествовал Билл недолго. Сначала Мик отвел его в сторонку и сказал: мол, за доработку песни Джаггеру и Ричарду хотелось бы получить долю в правах на публикацию. Затем весть о том, что в группе не только эти двое пишут песни, ревниво замалчивали. На конверте альбома авторство приписано «Роллинг Стоунз»; лишь при выпуске американского сингла указали имя лично Билла.

Несколькими неделями ранее в Сан-Франциско возникло новое и якобы серьезное музыкальное издание, чье название не оставляло сомнений в пристрастиях основателя и редактора Янна Уэннера. Однако пятый номер журнала «Роллинг Стоун» отозвался о «Their Satanic Majesties Request» с безжалостной честностью: «Несмотря на редкие моменты безусловной красоты», писал рецензент Джон Ландау, альбом подвергал «риску статус „Стоунз“… С этим альбомом [они] отказались от своей способности лидировать, дабы впечатлять впечатлительных. Они слишком поддались влиянию своих менее достойных коллег [sic], и итогом стал неуверенный альбом, в котором они слишком усердно делают вид, будто способны сказать новое слово… Это первостатейный кризис личности, который надлежит разрешить… если их музыке суждено расти дальше».

В основном за счет предварительных заказов альбом за десять дней собрал 2 миллиона долларов в США, опередив продажи битловского «Magical Mystery Tour» и добравшись до 2-й позиции в американских чартах и 3-й — в британских. Но рецензенты по обе стороны Атлантического океана выражали разочарование, растерянность и опасения, что по некой причине — тюрьма, наркотики, вирус хипья, зацикленность на «Битлз», уход Эндрю Олдэма — «Стоунз» в упадке.

Мик заявлял, что упреки и насмешки его не волнуют. «Это всего лишь альбом, никакая не веха и не поворотный пункт, ничего такого претенциозного, — объяснил он „Новому музыкальному экспрессу“. — Мы просто попытались записать альбом, который нам нравится, и поработать со звуком, как раньше не работали. Это не значит, что мы навеки отреклись от рок-н-ролла». Он прибавил, что альбом нужно слушать как «звуковой, а не песенный», — все равно что назвать пьесу декорационной, а не драматической, — и заверил, что гордится им, как и всеми предыдущими альбомами группы.

Еще многие десятилетия он не признает, что им просто «снесло крышу». И к тому же крыша скоро вернется.

* * *

Мику и Марианне никогда не было уютно в Харли-хаусе, где слишком отчетливо звучало эхо его прежнего романа. Через год Мик решил переехать обратно в Челси и снял дом на Честер-сквер, пока подыскивал, что бы такого купить. Он хотел не просто дом для себя и Марианны — он хотел символ того, как далеко он ушел от убогой многолюдной квартирки на Эдит-гроув, и к марту 1968 года отыскал то, что нужно.

За какие-то £50 000 он получил право собственности на дом 48 по Чейн-уок, здание XVIII века в ряду застройки, чьи белые стены и причудливые черные кованые балконы выходят на набережную Темзы между Челсийским мостом и мостом Альберта. На Чейн-уок, в наипрестижнейшем челсийском районе, в разное время жили литераторы Элизабет Гаскелл, Генри Джеймс и Данте Габриэль Россетти, художники Дж. М. У. Тёрнер и Джон Макнил Уистлер, композитор Ральф Воан-Уильямс, актер Лоренс Оливье и суфражистка Сильвия Панкхёрст. Особенно пикантно для первой местной рок-звезды было то обстоятельство, что в период своего ареста и суда в доме 34 жил Оскар Уайльд.

Дом 48 построили в 1711 году — на редкость прекрасный и неиспорченный образчик архитектуры времен королевы Анны, сплошь деревянные панели и масса оригинальных деталей — камины, балюстрады, — хотя по традиции, которую блюли тогда даже обиталища богатых, комнаты здесь были невелики и узки. Отчасти Мика привлек довольно просторный летний флигель в заднем саду — флигель этот можно было переоборудовать в музыкальную студию.

Дом отремонтировали (под руководством светского дизайнера интерьеров Дэвида Млинарича) и обставили весьма экстравагантно, в основном по слову Марианны, ибо в те дни Мику все еще трудно было ей отказывать. Если он и протестовал против покупки двуспальной кровати времен Регентства или ванны Людовика XV, якобы 1770 года, Марианна напоминала ему, что теперь он живет в одном из лучших кварталов Лондона и должен соответствовать. Отсюда канделябр в прихожей, за который она уговорила его уплатить 6000 фунтов. «Вы гляньте, а? — изумлялся он, открывая дверь гостям. — Шесть штук за какую-то блядскую лампочку!»

Временами, впрочем, он упирался, и тогда Марианна понимала, что «никто из ее знакомых столько не думает про деньги». Как-то раз в Марокко он упрямо отказывался покупать белый меховой ковер, который ей приглянулся, хотя стоил-то ковер не так уж дорого. И сама идея инвестиций в предметы искусства пока была ему чужда. Через знакомых в галерее Роберта Фрейзера он узнал, что сын Бальтюса[189] по сходной цене продает отцовское полотно. Марианна уговаривала его купить картину и тем самым положить начало коллекции, как его умный друг Пол Маккартни, но Мик сказал «нет».

В эти первые дни в их обшитом деревянными панелями убежище на берегу Темзы он был Марианной совершенно одержим. Друзья — к примеру, режиссер Дональд Кэммелл — позже вспоминали «ощущение чистого собственничества», когда он глядел на эту «телку», не просто поразительно красивую, но стильную и запредельно умную. Ссорились они почти с первого дня, в основном потому, что Мик питал убеждение — когда-то привитое матерью и не больно-то оспаривавшееся большей частью его аудитории, — будто все женщины на земле созданы быть ему рабынями. Однако то не были злые ссоры, как с Крисси Шримптон, и обычно он понимал, как помириться. Еще в Харли-хаусе, вспоминает Марианна, от припадков его мужского шовинизма она порой вылетала за дверь и мчалась вниз по лестнице, по дороге прихватив с собой «5 фунтов и ком гашиша». Мик бежал за ней, смешил ее, и в итоге она возвращалась.

Марианна расширяла ему сознание почище любого галлюциногена, водила в театр, на балет и на иностранные фильмы, а главное — рассказывала ему про книги. После типичного похода с ней по магазинам на тумбочке у его кровати громоздились «Смерть Артура» Теннисона, сборник поучений Конфуция, введение в философию Юнга, «Рубайят» Омара Хайяма и стихи Йейтса, Дилана Томаса и э. э. каммингса.

«Стоунз» и собственная стезя поглощали его целиком, однако он бесконечно гордился цветущей карьерой Марианны на подмостках и на экране. Он помогал ей учить роль Ирины, читая за двух других сестер, а в день премьеры прислал ей апельсиновое дерево — к раздражению исполнительницы другой главной роли, Гленды Джексон, которая ютилась в той же крошечной гримерной. Со дня премьеры и до последнего спектакля он нередко пробирался на галерку, чтобы посмотреть финальные несколько минут, а потом всякий раз находил новые слова, чтобы сказать ей, как она была хороша.