Мик Джаггер - Филип Норман

То была третья и самая знаменитая Микова роль за прошедшие три месяца, историческая с позиций его неизменных музыкальных кумиров. Блюз всегда считался «музыкой дьявола» и с наслаждением пользовался этой репутацией рогатого и огнеокого. Бессмертный Роберт Джонсон, говорят, получил талант, заключив пакт с Сатаной, и, словно в доказательство, написал песню «Me and the Devil Blues» (где была, в частности, строчка «I’m gonna beat my woman till I get satisfied»[200]).

Но вообще-то, идея посетила Мика, когда он прочел «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова, — очередной том эзотерической литературы, пришедший к нему через Марианну. Булгаков, один из немногих сатириков, цветших в СССР при Сталине, изображает дьявола изысканным, даже чувствительным персонажем; дьявол прибывает в Москву 1930-х и потрясен удушающей бюрократией и филистерством. В романе есть также линия, касающаяся величайшего, по мнению христиан, сатанинского триумфа — отказа слабосильного Понтия Пилата спасти Иисуса от распятия. В кульминации происходит весенний бал у Сатаны, где порочные исторические знаменитости толпой выходят из разверстых адских врат.

В своем тексте, первоначально названном «The Devil Is My Name»,[201] Мик вслед за Булгаковым вводит образ Сатаны как бесконечно учтивого «a man of wealth and taste»,[202] а затем описывает все катастрофы, подстроенные им за многие века, от отказа Пилата спасти Христа до расстрела царской семьи большевиками («Anastasia screamed in pain»[203]), нацизма, убийства Джона Ф. Кеннеди и современной эры, где «every cop is a criminal and all the sinners saints».[204] Экономно — более серьезные текстовики могли бы позавидовать — дьявольская режиссура механизированной гитлеровской агрессии и холокоста сжата до «Rode a tank / Held a general’s rank / While the Blitzkrieg raged and the bodies stank».[205]

Получилась одна из горстки эпических поп-композиций, достойных стоять рядом с «A Day in the Life» Леннона и «Tangled Up in Blue» Дилана. В то время, однако, подобный шаг не внушал Мику уверенности. «Я понимал, что это хорошая песня, — позже вспоминал он. — В ней было поэтическое начало, исторические аллюзии, философские соображения и все такое… В стихах такое нормально, другое дело — превратить это в песню. Особенно в Англии — за претенциозность тут распинают на алтаре поп-культуры».

Песня под новым названием «Sympathy for the Devil»[206] была почти готова, Жан-Люк Годар еще снимал, и тут силы тьмы одержали новую победу. Младший брат Джона Ф. Кеннеди Роберт, теперь и сам кандидат в президенты, был убит в кухне лос-анджелесского отеля «Амбассадор» сразу после полуночного выступления, которое, казалось, мостило ему дорогу в Белый дом. Мик тотчас поменял в тексте «killed Kennedy» на «killed the Kennedys». В последнюю ночь съемок от жара софитов в студии загорелся потолок, пришлось вызывать пожарных, а продюсер Джимми Миллер вместе с Биллом Уайменом в панике спасали драгоценные пленки. То был не последний случай, когда исполнение этой песни привело к непредсказуемым и неприятным последствиям.

Фильм Годара оказался невнятной марксистско-маоистской бодягой — великий режиссер, похоже, забыл собственный лозунг: «Кино — это правда двадцать четыре раза в секунду». В ленте присутствуют загадочные сцены, в которых представители «Власти черным» изъясняются с американским акцентом и размахивают оружием на свалке явно где-то в Южном Лондоне, в газетном киоске дети издеваются над заложниками, а лейтмотивом кто-нибудь вечно преследует и насилует молодых женщин. За кадром читают выдержки из «Майн кампф» или бубнят крайне левые догматы, неуместно пародируют американские детективы или веско произносят афоризмы, например: «Оргазм — единственный миг, когда жизнь не обманешь».

Посмотрев черновой монтаж, продюсеры сообразили, что у них есть только один шанс заполнить кинотеатры. «Вымышленные» сцены уравновесили документальными съемками «Стоунз» в «Олимпик», а годаровское название «Один плюс один» заменили на название песни, которую записывала группа. Годар намеревался показать «Симпатию к дьяволу» как неоконченную работу, но финальная версия песни теперь завершала фильм. Сам Годар узнал, сколь радикально перемонтировали его фильм, лишь на премьере четыре месяца спустя на Лондонском кинофестивале. Пришел в такую ярость, что в вестибюле кинотеатра дал по носу одному из продюсеров.

Однако сцены со «Стоунз» были сняты просто и прямолинейно (в отличие от остального фильма, весьма причудливого), без закадровых голосов, без высокохудожественных склеек, с долгими фрагментами в реальном времени, — очевидно, Годар счел, что это политическое заявление, не требующее пояснений. Фильм открывает окно в работу группы самого бурного ее периода и показывает, как Мик посредством наглейшего своего маскарада создал свой единственный шедевр.

Здесь он одет в белую блузу и белые брюки, сидит среди студийных перегородок из ДСП, вокруг грязные чайные чашки — «Олимпик» больше всего напоминает мелкую правительственную контору, — и играет песню Киту под собственный — вполне приличный — гитарный аккомпанемент. Первоначально он хотел делать песню «под Боба Дилана», и в одной ранней версии сессионный музыкант Ники Хопкинс играл на церковном органе. Затем Кит предложил сыграть ее под разогнанный самбовый бит, и появился африканский перкуссионист Роки Дижон. Мик, в детстве постоянно изображавший всяких животных, репетирует вопли попугаев для вступления — намек на вуду и колдунов. Есть нелестные кадры с Брайаном Джонсом, одинокой фигурой, чье участие, похоже, минимально, хотя за кадром он по-прежнему подрывает все попытки Мика и Кита взяться за ум. ФБР едва ли нуждалось в Кислотном Царе Давиде, чтобы навеки запретить «Стоунз» въезд в США, — одного Брайана вполне хватило бы. 20 марта полиция допросила его в связи с неудачной попыткой самоубийства Линды Кит у него в квартире (в его отсутствие). 21 мая отдел Скотленд-Ярда по борьбе с наркотиками устроил новый налет на его жилище — на сей раз якобы нашли 44 зерна конопли в клубке коричневой шерсти. Сейчас он вышел под залог в 2000 фунтов и ждал суда — по этому обвинению плюс по обвинению в нарушении закона во время условного срока, к которому его присудили в декабре.

Бывший виртуоз снят со спины в комнатушке за перегородками — теперь он просто бренчит на гитаре, временами, похоже, лишь притворяясь, что бренчит. Волосы его почему-то темны, словно блистающая чистотой блондинистость вымыта вместе с золотым талантом. Из комнатушки он выходит лишь один раз — спеть в импровизированном хоре вместе с бывшей подругой Анитой Палленберг и нынешней подругой Сьюки Пуатье; ближе к концу все они изображают ведьмовской хор и вопят: «У-у, у-у!»