Сердце Черного Льда - Леонид Алехин

«Сдается мне, не ты, однорукий, направляешь снеговиков, — думал Муха. — Да и сам ты, похоже, не сильно от них отличаешься — слова будто кто-то другой за тебя говорит».

Желающих отпасть от Короля и напоить своей кровью копья снежной гвардии не находилось. Но и в бой вместе с порождениями зимней магии никто не рвался. Каторжники жались друг к другу, подальше от безмолвных слуг Юриса.

Шавер вновь почувствовал на себе выпивающий тепло взгляд. Теперь ему чудилось, что глаза-скважины бородатого смотрят на него с каждого из пяти сотен снежных лиц.

Вздохнув, Шавер Майда шагнул вперед.

— Чего приуныли, братия! — возвысил он голос. — Нас ждет Паром! Нас ждет золото Самана! Пышногрудые девицы Хамона! Богатства Валита! Нас ждет юг! Россыпь, Оправы, все будет наше, братия! Слава Королю!

— Слава! — Голоса острожников звучали неуверенно. Пятьсот снежных лиц повернулись к Шаверу. Он слышал скрип петель двери в бесконечную ночь.

Измазанным в угле рукавом телогрейки Шавер провел по своему изрытому оспой лицу. Осталась черная полоса наискосок, через лоб, нос, щеки. Муха достал заточку, сморщился, полоснул ладонь. И провел красную полосу поверх черной. Кровь вспузырилась на его губах.

— Дома угнетателей сгорят! — крикнул он. — Сами они утонут в крови! Кровь напоит Озеро Хамон, и вновь расцветут королевские лилии, как четыреста лет назад!

Он шагнул к ближайшему каторжнику, которым оказался Пряга. Мазнул счастливое лицо идиота углем и кровью. Следующий, Тесто, подошел уже сам, подставил изуродованную голову. Потом еще один, еще.

— Кровь и пепел! — кричал Шавер.

— Кровь и пепел! — кричали острожники.

Пятьсот снежных воинов ударяли древками о замерзшую землю. Земля гудела, в ее утробном голосе слышался ужас.

— Кровь и пепел! Да здравствует поход на юг!

— Да здравствует!

— Слава Королю Юрису Освободителю! Кровь и пепел!

— Слава Освободителю!

— Горе Парому! Горе Саману! Горе Хамону!

— Горе!

«Горе всем нам, — думал Шавер. — Кровь напоит великое озеро, и это будет наша кровь. Пепел от наших погребальных костров поднимется до небес и закроет солнце. Наше солнце потемнеет, и вечный холод скует землю. Мы ждали весны, а пришла зима — та, что продлится до конца времен. Мы ее вестники, снежный авангард».

— Слава Королю! — крикнул в последний раз Шавер, и ноги отказались держать его.

Но ему не дали упасть, подхватили на плечи, вознесли к пепельному небу. В нем Шавер, невольный пророк, различил вдруг слепой жадный круг, неудержимо наползающий на слабое солнце Акмеона.

Он увидел Черную Звезду и понял, что дверь, которой он так боялся — ледовая пасть небытия, — скоро распахнется для всех и каждого. И он, Шавер Майда, будет первым из тех, кто отомкнет ее засовы.

март 400 года от Коронации

МИХА АТМОС, СЫН АЛАНА АТМОСА

1

Поединщиков определяет жребий. Первым выпало сойтись Дорожному Рыцарю Хамаду и южанину, чье имя Миха поленился запомнить. Его долговязый паровоин, вооруженный копьем-тараном, привинченным к правой руке, чуть ли не в два раза превосходил ростом приземистую машину Хамада. Опыт дворовых драк подсказывал Михе, что у более высокого бойца есть все преимущества. Осознать скороспелость своих выводов ему предстояло меньше чем через минуту.

Стоило сигнальному рогу возвестить начало поединка, паровоины ринулись навстречу друг другу. Земля, а вместе с ней Котел, задрожала. Зрители затаили дыхание. Следуя примеру Тинкина, Миха зажал уши руками.

Правильно сделал. Грохот от столкновения двух железных туш стоял несусветный. Копье южанина ударило в наплечник машины Хамада, погнулось и отскочило в сторону. Паровоины сошлись грудь в грудь, застыли, укутанные облаком пара. Несколько томительных мгновений спустя Дорожный Рыцарь сдал назад. Золотое колесо, на которое он опирался, издавало отчетливый скрип.

— Капец южанину, — заявил Тинкин, прикладывая ладонь козырьком ко лбу. — Спекся.

И правда. Паровоин южанина стоял скособочившись, повесив длинные руки. Трибуны загрохотали, затопали ногами. Над створками ворот Котла и над почетными ложами вывесили знамена Хамада, возвещая его победу.

— Так быстро? — Миха был готов разочароваться. — Что же с ним приключилось?

— А пес его знает. Может, клапан выбило в котле. Может, ремень порвался, а замены нет. Бывает, Рыцарь-водитель головой так приложится, не откачаешь. Повезло Хамаду. Легко начал.

Пока тягачи волокли обездвиженную железную тушу прочь за ворота, Хамад совершал почетный круг. Его приветствовали криками и свистом, мужчины кидали монеты, женщины платки. Между зрителей сновали юркие приказчики в бобровых шапках, отдавали выигрыш поставившим на Золотое Колесо, принимали ставки на следующий бой.

— Слышал, — повернулся к Михе взволнованный Тинкин, — наши вторыми бьются.

Миха растерянно кивнул. Ему показалось, или он правда видел двумя рядами ниже деда Ойона? Старый тангу передавал конторскому приказчику мешочек. В таких дед Ойон хранил золотой песок. Миха изо всех сил вглядывался в толпу, но Дед Сова пропал, будто не было его.

— Ты оглох, что ли, малый?

— Чего?

— Я говорю, «Молотобоец» сейчас биться будет. Сечешь?

— Секу. А с кем?

— Барон Рягов из Распола. Чего его в Паром понесло? Сидел бы в тепле, пиво хлебал. Хорошее в Располе пиво, малый.

«Пиво хорошее, а Рыцари так себе», — подумает Миха десять минут спустя. Тягачи поволокут к воротам баронского паровоина, отведавшего кулаков «Молотобойца». Надстройка, с которой огрызалась по машине Дана пара пушек, смята и вбита в плечи. Завершающий удар опрокинет паровой доспех навзничь, и хотя тот еще будет подавать признаки жизни, герб гостя из Распола поспешат завесить белым полотнищем.

— Славно они ему вломили, — скажет щекастый господин. — Что за «Молотобоец»? Не знаю таких.

Тинкин откроет было рот, вздохнет и промолчит. Он должен быть внизу, на плече обходящего Котел паровоина, а не среди пьяных лавочников и их дебелых жен.

Миха потреплет Тинкина по плечу. Еще повоюешь.

Пройдет каких-то пара месяцев, и они будут с тоской вспоминать тот первый весенний день. Когда можно было сидеть, беззлобно переругиваясь с болельщиками виконта Грижева, лущить жареные каштаны и глазеть на игру, где ставкой была отлитая из золота безделушка, а не их собственные жизни.

Да что там месяцы, всего через пару дней Миха обернется и увидит: на том берегу поднимается дым над сожженным Паромом. Заноет укушенное запястье, и он вновь почувствует, как волчьи лапы ступают по его следам. Сыну Атмоса покажется, что на левом берегу Сплавицы горит его прошлая беззаботная жизнь.