Женщины, о которых думаю ночами - Миа Канкимяки

Примерно около 1629 года в возрасте 36 лет Артемизия Джентилески перебралась в Неаполь, где и прожила остаток жизни и родила еще одну дочь вне брака. В таком крупном, перенаселенном городе, где уже тогда экономика была не на самом высоком уровне, население страдало от эпидемий, голода и волнений, зарабатывать на жизнь оказалось непросто. Художница получала заказы, но ей приходилось постоянно вымаливать у своих клиентов деньги. Особенно туго пришлось в 1637 году, когда Артемизия оказалась на грани банкротства, пытаясь собрать приданое для Пруденции. (В это время она пыталась разузнать, жив ли ее бывший муж – возможно, она нуждалась в помощи.) Несмотря на успех, упорство и предпринимательское чутье, ей так никогда и не удалось выбраться из финансовых затруднений.

С неаполитанского периода жизни Артемизии сохранилось 27 писем, они являются причиной того, почему я думаю о ней ночами. Она является величественным образцом силы как и для женщин, переживших сексуальное насилие, слатшейминг или бытовое унижение, так и для любого другого художника или писателя, сталкивающегося с неопределенностью доходов.

Письма посланы ее клиентам и меценатам – герцогу Франческо I д’Эсте в Модену и дону Антонио Руффо в Мессину. Ну как минимум Артемизия научилась писать, хотя в одном из писем от 1649 года она призывает получателя «не удивляться разнообразию почерков, так как я надиктовываю письма, пока рисую». Но ее голос слышен – и голос этот принадлежит ночной женщине. Она откровенна, умна, юмористична и конкретна в вопросах бизнеса. Иногда она взбешена, иногда безнадежна, при необходимости льстива. В письмах нет философствования, присутствует только практическая информация о доставке или задержке картины; обсуждается стоимость, выказываются просьбы о дополнительных заказах или выражается надежда на рекомендацию новому заказчику. Артемизия умеет торговаться: она требует за работу определенную сумму и не сбивает ее, не соглашается устанавливать конечную цену, пока работа не будет готова, и не посылает эскизов, поскольку набила шишек и знает, что заказчик может передать их другому художнику и получить готовую работу за меньшие деньги. (Будь я мужчиной, я не могла бы даже представить, что такое возможно.) Стоимость работы определялась количеством фигур на полотне. Очень часто она сокрушается, что использование обнаженной женской натуры – дело хлопотное и дорогое, настоящая «головная боль». Иногда Артемизия посылала полотна в подарок с целью заполучить новых клиентов или не утрачивать старых, причем некоторые из работ могли изначально предназначаться для других клиентов, но с ними не удалось найти согласия по стоимости и содержанию работы. Однажды она послала меценату работу своей дочери: «Она молодая женщина, так что окажите милость, будьте скромны и не смейтесь».

В октябре 1635 года Артемизия обратилась к Галилео Галилею с просьбой узнать судьбу двух полотен, посланных ею во Флоренцию Фердинанду II Медичи. По ее сведениям, герцог получил их, но никак не отреагировал, что выглядело унизительным, – все же ей выказывали уважение письмами и подарками все правители и короли Европы. Благодарственные письма были крайне важны, так как служили рекомендациями, примерно как сейчас критический отзыв влиятельной газеты: их следовало держать при себе и посылать в качестве приложения к обращению за денежной помощью или демонстрировать новым клиентам в надежде на заказ. Артемизия пришла в бешенство от отсутствия оценки и написала Галилео: «Я не могу поверить, чтобы его высочество мог быть не удовлетворен моим искусством. Хотела бы услышать от тебя правду – всю до последней детали!»

В 1649 году Артемизии исполнилось 56 лет. Она была больна и ощущала стесненность в средствах, но, к счастью, ей удалось найти в Мессине хорошего клиента, дона Антонио Руффо. В начале года написала дону Руффо, что отправила заказанную работу, и посетовала, что не может позволить себе снизить цену, потому что и ранее во Флоренции, Венеции, Риме и даже Неаполе, пока там имелись платежеспособные заказчики, она получала по сто эскудо за каждую фигуру на полотне. Если их сиятельство до сих пор считает ее дерзкой и высокомерной, то, вероятно, увидев картину, он сменит гнев на милость, ибо «имя женщины рождает сомнение, доколе ее работы не увидены. Прошу прощения, если дала вам повод считать меня алчной… Если вашему сиятельству понравится моя работа, я могу выслать свой автопортрет, чтобы вы имели возможность повесить ее у себя в галерее, как поступают все остальные господа» (30 января 1649 года).

Дон Руффо стал постоянным клиентом, и в тот год они вели оживленную переписку.

«Высылаю вам незамедлительно автопортрет и несколько малых работ руки моей дочери, вышедшей замуж за рыцаря ордена Сантьяго. Этот брак совершенно разорил меня, поэтому прошу вашу милость осведомлять меня, не появятся ли в вашем городе возможности для работы, потому как я нуждаюсь в скорейшем применении своих сил… Не собираюсь более утомлять вас этой женской болтовней. Мои работы скажут за меня лучше. Заканчиваю сие письмо с нижайшим поклоном» (13 марта 1649 года).

«Я глубоко благодарна Вам за то, что вы предпринимаете попытки подыскать для меня заказы, их по нынешним временам все меньше» (5 июня 1649 года).

«На сей момент меня смущают две вещи: во-первых, желание завершить ваш заказ, а во-вторых, что у меня недостаточно средств для его завершения. Прошу вас выслать мне 50 дукатов. Оплата обнаженной натуры обходится дорого. Поверьте, синьор дон Антонио, расходы нестерпимы, ибо из тех пятидесяти, что согласны раздеться, в лучшем случае, одна на что-то годится. Для этого полотна я не могу использовать только одну модель, так как фигур на ней восемь и необходимо написать красавиц разного облика» (12 июня 1649 года).

«Касательно того, что картина должна быть готова к десятому числу следующего месяца. Это невозможно. Она требует в три раза больше работы, чем «Триумф Галатеи». Я работаю безостановочно и со всею возможной быстротою, но не настолько, чтобы нанести ущерб качеству картины. Думаю, она будет готова в конце августа» (24 июля 1649 года).

«Благодарю вас за письмо и вексель, выплаченный мне без отлагательств! Картина продвигается и будет готова в конце месяца: все восемь человеческих фигур и две собаки – которые, на мой взгляд, еще лучше людей… Я покажу вашей светлости, на что способна женщина, надеюсь, что работа вас впечатлит» (7 августа 1649 года).

«Вашему высокоуважаемому сиятельству может показаться странным, что работа над картиной длится столь долго, но причина в том, что я хочу лучше услужить вам, в чем вижу свой долг. Прорисовка пейзажа и определение точки схода вызывали необходимость в написании двух персонажей заново… Прошу меня простить, но по причине невероятной жары и многочисленных заболеваний я стараюсь оставаться здоровой, работая понемногу зараз. Смею заверить, что эта задержка пойдет картине исключительно на пользу» (4 сентября 1649 года).

«Ваша светлость… Я оскорблена, услышав, что вы желаете уменьшить на треть размер запрошенной мною и без того очень небольшой суммы гонорара. Я должна сказать, ваше высокоуважаемое сиятельство, что это попросту невозможно и что я не принимаю снижения стоимости в связи с ценностью картины и моего стесненного в деньгах положения. Если бы ситуация не была таковой, я бы подарила вам эту картину. Меня также не устраивает то, что уже второй раз со мной обращаются словно с начинающим художником…» (23 октября 1649 года).