Женщины, о которых думаю ночами - Миа Канкимяки

Унижения Артемизии на этом не закончились. Дальше опрашивали Тасси и свидетелей из его боттеги[42]. Агостино Тасси без запинки утверждал, что он никогда в жизни даже не прикасался к вышеупомянутой Артемизии и едва знал ее. Он сказал, что заходил к своему коллеге Орацио только потому, что тот попросил его обучить технике перспективы его дочь, с которой никогда не оставался с глазу на глаз. Тасси утверждал, что у Орацио проблемы с его дочерью, потому что та «дикая и ведет дурной образ жизни», а когда Тасси посоветовал Артемизии стать «приличной девушкой», Артемизия ответила, что ее отец загнал ее в эту яму и, кроме прочего, «пользовался ею как женой». Тасси же, с его слов, никогда не занимался сексом и даже не пытался что-либо подобное делать с Артемизией, а вот она неоднократно была замечена в объятиях разных мужчин, к примеру, якшалась с неким каменотесом Франческо, «в руки которого и кошку не доверишь». «Известно, что Артемизия шлюха». «Все ее слова чистой воды ложь». В завершение Тасси заявил, что мать и тетки Артемизии «известны своей дурной репутацией и что… [пропуск в документе]… была и есть известная шлюха». Все до единой – шлюхи!

Дальше последовало бесконечное множество вызванных с целью дачи показаний родственников, соседей, служанок, прачек, скорняков, священников, держателей постоялых дворов, коллег-художников, мешальщиков красок, паломников, служивших моделями Орацио, цирюльников, зубодеров, кровопускальщиков. И всякий путано рассказывал о том, что слышал краем уха или видел краем глаза, как кто выглядел при выходе из боковой комнаты и что на какой-нибудь мессе, выезде за город, винограднике или просто в кварталах Виа Маргутта и Виа делла Кроче происходило. У меня перед глазами пробегает лента событий четырехсотлетней давности, но разобраться, кто прав, кто виноват, уже невозможно. Из комментариев судьи ясно, что он не верит Тасси, но все же желает проверить Артемизию на честность с помощью тисков для пальцев. «Все хорошее во благо», – отвечает Артемизия и добровольно соглашается на пытку, хотя речь идет о пальцах, которыми она собирается зарабатывать себе на пропитание.

Что бедная Артемизия делала после всех пережитых унижений? Уж точно не впала в депрессию. После окончания процесса в ноябре 1612 года в возрасте 19 лет она вышла замуж за Пьерантонио Стиаттези, который был старше ее на десять лет. Ее насильника, пользовавшегося дурной славой, приговорили к изгнанию (осталось неясным, привели ли приговор в исполнение), что означало частичное восстановление репутации Артемизии. Молодая пара спешно перебралась во Флоренцию, их первенец-мальчик родился уже в сентябре 1613 года. В качестве визитной карточки Артемизия привезла с собой работу, написанную во время судебного процесса, с обезглавливающей Олоферна Юдифью – и та раскрыла перед ней ворота к успеху.

Вопреки ожиданиям во Флоренции карьера Артемизии стремительно пошла в гору. Еще в июле 1612 года Орацио написал письмо великому герцогу Флоренции, где расхваливал свою дочь, утверждая, что вряд ли кто способен сравниться с ней в мастерстве. Тогда во Флоренции не было ни одной женщины-художницы, так что Артемизия незамедлительно стала объектом всеобщего обожания. Картина на библейский сюжет вызвала шумиху. Ценители искусства не могли поверить, что подобная работа, наполненная насилием и кровью, может выйти из-под кисти женщины. Микеланджело-младший, племянник того самого Микеланджело, заказал у нее картину для Каза-Буонарроти[43], а вскоре на нее посыпались заказы – Удивительно! Талантливая художница! – в том числе и от великого герцога Козимо II де Медичи. При дворе последнего Артемизия смогла познакомиться с поэтами и писателями, а с Галилео Галилеем они вступили в переписку, длившуюся до самой смерти астронома. Микеланджело стал другом семьи и даже крестным сына Артемизии (во всяком случае, он щедро платил за ее работы – в три раза больше, чем остальным). Уже к 1616 году известность Артемизии выросла до таких размеров, что ее первой из женщин приняли в Академию изящных искусств Флоренции – факт невероятный, но решительно повлиявший на всю ее последующую карьеру. Членство в академии принесло Артемизии независимый от гильдий и ближайших родственников-мужчин статус – ничего подобного ни одна женщина ранее не удостаивалась. Отныне она имела право сама приобретать пигменты для красок без отдельного разрешения отца или мужа, подписывать договоры и самостоятельно путешествовать. Она начала торговать своими работами, как это делали художники-мужчины, и получалось очень даже ничего, учитывая, что с ней еще недавно произошло в Риме. Неизвестно, обучалась ли Артемизия при академии – в программу входило рисование с натуры, анатомия, математика и естественные науки, а она едва умела читать. Но известно, что ей как женщине предоставлялась уникальная возможность получать в свое пользование натурщиц. С этого момента художница начинает проявлять особый интерес к женским образам.

Одновременно с работой Артемизия рожала детей. В ноябре 1615 года родился второй сын, в августе 1617-го – дочь Пруденция, в октябре 1618-го – вторая дочь, умершая восьмимесячной. Возможно, детей родилось больше, но не все дожили до крещения. Так или иначе, в 1620 году в живых оставалась только Пруденция.

В начале 1620 года Артемизия начала планировать свое возвращение в Рим. Она написала письмо Козимо II, где посетовала на сложности дома и в семье (четвертый ребенок только что умер), и чтобы прийти в себя, она намеревалась съездить на два месяца к родственникам. Трудностей хватало, особенно финансовых. Несмотря на постоянную загруженность и успех, траты росли, счета – от плотника, аптекаря, пекаря и сапожника – накапливались. Половина унции ультрамарина, взятые для написания Геркулеса, еще не были оплачены, как рамки доски из древесины грецкого ореха. Случалось, что кредиторы забирали у Артемизии вещи в счет оплаты долгов. При этом не сказать, что Артемизия производит впечатление плохой бизнес-леди, да и младший Микеланджело ссужал ее деньгами. Причиной неудач был никчемный супруг: он ничего не зарабатывал, погряз в долгах и использовал без разрешения даже ее приданое. Артемизия же за последние семь лет четыре раза беременела, что не могло не мешать ее работе, да и похороны троих детей нужно было оплатить.

В силу малости сохранившихся о художнице сведений даже мельчайшая деталь вырастает до колоссальных размеров. Исследователи произвели реконструкцию «хозяйственного портрета» Артемизии на основании нескольких сохранившихся квитанций, счетов и векселей: картина жизни художницы получается несколько брутальной и искаженной. У меня нет ни малейшего представления о том, что думала Артемизия относительно своего брака, своей профессии или детей, но я знаю, что, проживая во Флоренции, она потратила такие громадные суммы на клизмы и сладости во время беременности, что не могла платить по счетам. Но что мне с того? Видится несколько навязчивым узнавать о ней такие плотские, интимные детали в дополнение ко всему, уже известному ранее. Я думаю о том, что через четыреста лет может подумать о моей жизни какой-нибудь очкарик-исследователь, когда ему в руки попадет статистика бонусных карточек, согласно которым я притащила домой горы сыра, книг, обезболивающих препаратов и биодобавок для лучшего сна.