Фантом. Последние штрихи - Томас Тессье

не подозревал, поднялись вверх, обнажив огромное окно. Лина нажала на другую кнопку, и шторы опять опустились. Мы оказались в кромешной тьме, но только на мгновение.

– Теперь ляг и посмотри на потолок.

Я подчинился, думая, что сейчас включится свет и я увижу наше отражение в огромном зеркале на потолке, но произошло кое-что другое. Действительно, над головой зажглись лампочки, но они были крошечными – бело-синие, желтые, тускло-красные. Они складывались в причудливые узоры, и меня поразило ощущение глубины. Я был потрясен. На потолке у Лины был маленький планетарий. У меня перехватило дыхание, мне показалось, что я оказался в открытом космосе. Я понятия не имел, как можно достичь такого невероятного трехмерного эффекта, но выглядело все очень убедительно.

– Боже! – воскликнул я. – Ну и дом у вас, леди.

– Спасибо, – с гордостью сказала она. – Все это, конечно, игрушки, но мне нравится.

– Я тебя не виню. Ни капельки.

Лина выключила свое звездное световое шоу, и через пару секунд комната оказалась окутана туманным зеленоватым сиянием, настолько рассеянным, что определить его источник было невозможно. Но теперь мы видели друг друга. Свет озарял только углубление, и мне подумалось, что из комнаты это углубление может показаться огромным аквариумом.

– Иди сюда, – сказал Лина, и мы подвинулись к центру водяной кровати.

Она нажала еще несколько кнопок, и вскоре нас окружили танцующие крошечные мужчины, женщины, эльфы, животные и другие создания, сотканные из света. Они выстроились перед нами полукругом. Наверное, Лина решила, что от увиденного меня удар хватит, и чуть не рассмеялась.

– Это голограммы, – пояснила она.

– Точно, точно.

– Сказать тебе секрет?

– Давай.

– Когда я была маленькой, у моей кровати стояла лампа, которую я очень любила. Кого на ней только не было: всякие звери, птицы, гномы, феи, гоблины. Настоящая сказка. А еще она горела чудесным теплым, золотым светом. Иногда я даже не могла читать – мне доставляло огромное удовольствие просто лежать на кровати и смотреть на абажур включенной лампы. И мне хотелось, чтобы все эти крошечные создания ожили, стали моими друзьями и играли со мной. Я хотела, чтобы они забрали меня с собой в свой мир – а это, несомненно, было лучшее место на свете. Чтобы их оживить, я испробовала все – магию, заклинания, силу мысли. Но, конечно, у меня ничего не получилось.

В ее голосе послышалась грусть. Ничего более личного она мне еще не рассказывала, и я почувствовал, как мне становится тепло. Лина выключила голограммы, и на смену зеленому свету пришло розоватое сияние, исходившее от одного источника.

– А вот и старый добрый красный свет, как в борделе, – широко улыбнулась она. – Хочешь выпить?

– Может, еще по таблетке «особой смеси»?

Она покачала головой.

– Нет, к сожалению, его следует употреблять умеренно.

– Хорошо, тогда выпьем. Я буду то же, что и ты.

Лина отодвинула настенную панель, закрывавшую небольшой бар. В нем автоматически загорелся свет. Бар был оборудован мойкой и холодильником. Я решил воздержаться от комментариев. Через несколько секунд она закрыла бар, розоватое освещение вернулось, и мы уже пили шартрез со льдом и содовой. Лина поставила кассету, на которой блюзовый джаз сменялся инструментальным регги. Порции напитков оказались большими, и полчаса мы просто лежали, потягивая ликер, и смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Мы дошли до того момента, когда почувствовали себя комфортно в обществе друг друга, и нам не надо было заполнять неловкие паузы разговорами.

Я пытался думать. До меня вдруг дошло, что много часов назад, в самом начале вечера, я рассчитывал приблизиться к разгадке тайны Роджера Нордхэгена. Но вместо этого я столкнулся с еще более поразительной загадкой – Линой Равашоль. Далее мой мозг отказывался фокусироваться, так легко и приятно было лежать на кровати и смотреть на эту женщину. Лина, Лина, Лина – мои мысли были заняты только ею.

Наконец она поставила стакан и выбралась из углубления по лестнице, встроенной в стену. Я не знал, куда она собралась и вернется ли она, поэтому застыл в ожидании. Она подошла к краю углубления и стояла там, в двух метрах надо мной. Позволила мне заглянуть ей под юбку. Это было гипнотический момент, эротический образ из давно забытого детства. Потом юбка взвилась вихрем, и она исчезла из поля зрения.

Я пошел за ней – через кухню в прихожую, потом по лестнице на второй этаж. Мы вошли в спальню. Прямо у окна, выходящего на улицу, стояла большая кровать без изголовья; подушки были навалены на подоконнике.

Я подошел к ней, и мы обнялись. Она закрыла глаза и обняла меня. Ее дыхание участилось и с шипением вырывалось сквозь зубы. Мы рухнули на кровать, раскинувшись на ней. Тело Лины извивалось и двигалось все более энергично. Мы сбросили одежды, словно змеи – износившуюся кожу. Я обнажился полностью, на ней остались лишь серебристые чулки. Затем моя женщина-змея яростно обвилась вокруг меня. Ее сила меня поразила и взволновала – мне казалось, что я пытаюсь изнасиловать анаконду. Внезапно я прижал ее лицом к кровати и вошел в нее сзади. Она сразу же подчинилась, и мы начали двигаться в одном ритме. Мы слились в едином вихре, словно два шторма в открытом море, достигнув катастрофического взрыва. Некоторое время бушевала буря, а потом мы всплыли на поверхность, легко покачиваясь на идеально ровной глади воды.

Мы то засыпали, то просыпались. Прошел час, а может, и все три, но мне казалось, что нас околдовали сладостные чары. Когда за окном показался неумолимый серый утренний свет, мне стало невыносимо грустно. Мимо проехал фургон молочника. Послышалось чириканье птиц.

– Где мы? – Я об этом и понятия не имел.

– А ты как думаешь?

– Уж точно не на Земле.

Лина одобрительно улыбнулась.

– На Земле точно нет такого места, как мой дом. Так что ты прав. – Потом она указала на парк через дорогу. – Это Квине-Вуд. Мне нравится это место. Я отсюда никогда не уеду.

– Не представляю, как ты можешь каждый день уходить отсюда на работу.

– Это остатки великого первобытного леса Британии, – продолжила Лина. – Грустное зрелище, но не для меня. Я люблю его. Он прекрасен. Раньше он назывался Черч-Ярд-Боттом-Вуд, и это довольно зловещее место. Во время эпидемии чумы в лесу вырыли огромную яму и похоронили в ней умерших. Теперь это парк. В нем гуляют мамочки с колясками, бегают и играют дети, нервно обжимаются подростки, бродяги пьют дешевый алкоголь. Но всего лишь в нескольких метрах под ними похоронены сотни или даже тысячи людей. Это огромное забытое