Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Именно этот вариант летом 1936 г. избрало во Франции правительство Народного фронта во главе с Леоном Блюмом[613]. Одновременно с тем, как Рузвельт и Халл едва не спровоцировали торговую войну с Германией, в Вашингтоне был оказан радушный прием секретной французской делегации, прибывшей с целью обсудить совместные усилия по перестройке мировой валютной системы. По мере того как Испания погружалась в гражданскую войну, французское и американское правительство ухватились за валютный вопрос как за возможность «скрепить солидарность трех великих демократий» и обеспечить основу для будущего «либерального мира и процветания». Британцы, третья «великая демократия», не одобряли этой высокопарной риторики, но Казначейство и Английский банк полностью поддерживали желание французов отказаться от золотого стандарта и обещали воздержаться от каких-либо ответных действий. Не случайно также, что Великобритания окончательно вступила в дискуссии о возможном торговом соглашении с США в июне 1936 г. Как выразился британский министр иностранных дел Энтони Иден, «Если цель дипломатии – мир», то «перед нами не стоит более важной задачи, чем сохранение расположения со стороны Соединенных Штатов»[614].

В аргументах, в то же самое время выдвинутых в Берлине, просматриваются явные параллели с этими словами. Герделер в своем меморандуме для Геринга настойчиво подчеркивал «грандиозную возможность» того, что возвращение Германии в мировую экономику станет началом новой эры международного экономического сотрудничества[615]. Однако предпосылкой для этого сотрудничества являлся отказ от односторонних мер во внешней торговле. Германии потребуется поддержка со стороны англичан и французов. Она должна будет взять под контроль свои военные расходы. И Герделер не собирался на этом останавливаться. Он полагал, что следует также пойти на уступки по «еврейскому вопросу, масонскому вопросу, вопросу о верховенстве закона, церковному вопросу»: «Я вполне могу себе представить, что в отношении некоторых вопросов нам придется пойти на большее соответствие с неявными установками других народов – не по существу, а в том, что касается диалога с ними»[616]. Возникает искушение сказать, что с учетом настроений, преобладавших в Лондоне и Париже, Герделер преувеличивал цену, которую Германии пришлось бы заплатить за достижение согласия с ними в сфере экономики. Умеренность в сфере перевооружения, несомненно, являлась необходимым условием. Но мысль о том, что для англичан и французов камнем преткновения могли бы стать антиеврейские законы 1935 г. или отношение немецких властей к церкви, выглядит натянутой. Повестка дня, поставленная Герделером, носила не только международный, но и внутренний характер. Он хотел от Германии возвращения к консервативной респектабельности и явно рассматривал примирение с мировым общественным мнением как своего рода страховку от дальнейшей радикализации гитлеровского режима. И та же самая логика распространялась им и на экономическую политику. Одним из главных плюсов политики девальвации и валютной либерализации в глазах Герделера было именно их сдерживающее воздействие на германский государственный бюджет. Для того чтобы после девальвации не лишиться доверия со стороны валютных рынков, Германия должна была вернуться к жесткой фискальной дисциплине. В краткосрочном плане германская экономика могла очень сильно пострадать. По оценкам Герделера, работы могло лишиться до 2–2,5 млн человек. Но Герделера как ветерана брюнинговской дефляции не пугали подобные трудности. Либеральная политика требовала дальновидности. Экспортные отрасли Германии со временем должны были оживиться. И если бы Германия сумела восстановить на планете гармоничный коммерческий мир, то перед ней бы открылись безграничные долгосрочные перспективы. В любом случае, у нее почти не оставалось выбора. В 1936 г. она еще могла перехватить инициативу. Но начиная с этого момента, по мере того как положение страны будет становиться все более сложным, «врагу» будет все легче диктовать ей свои условия. Чем дольше Германия будет колебаться, тем меньше у нее останется возможностей для торга.

Меморандум Герделера представлял собой редкий акт личной отваги, как и принятое им после 1936 г. решение возглавить тайную оппозицию гитлеровскому режиму[617]. В результате перед Герделером открылся прямой путь, который привел его к неудачному покушению на Гитлера в июле 1944 г. и в тюрьму Плетцензее, где он был казнен 2 февраля 1945 г. Лишь очень немногие представители германского истеблишмента были готовы последовать за ним по этому опасному пути. Но вряд ли можно сомневаться в том, что его взгляды на экономическую политику имели широкое распространение. Их поддерживали такие видные фигуры из делового мира, как Фегелер из Vereinig-te Stahlwerke, Роберт Бош и Герман Бюхер из AEG[618]. Они разделяли презрение Герделера к коррумпированным парвеню из Нацистской партии. Кроме того, их, как и его, беспокоило то, что экономическое восстановление, опиравшееся на постоянно возраставшие государственные расходы, окажется непрочным. Как мы видели, в 1934 г. Шахт и Гитлер пресекли всякие дискуссии о девальвации, и такие консерваторы, как Герделер, поддержали их[619]. Теперь же даже такие люди, как Герделер и Тренделенбург, осознали, что девальвация – единственный путь, который бы позволил Германии вернуться к чему-либо похожему на нормальную экономическую ситуацию. Если верить слухам, получившим широкое хождение, деловые круги весной 1936 г. активно добивались от Шахта, чтобы он отказался от системы экспортных сборов в пользу валютного урегулирования[620]. И совсем не было совпадением то, что за Рейном французские консерваторы в тот же самый момент точно так же изменили свою позицию. Столкнувшись с тем, что правительство Народного фронта во главе с Леоном Блюмом, зависевшее от поддержки со стороны коммунистов, могло дополнить свою политику по созданию рабочих мест введением валютного контроля – то есть взять на вооружение формулу Шахта образца 1933 г. – французские правые неожиданно отказались от своей упрямой приверженности золотому стандарту. Если предстояло выбирать между девальвацией франка в сотрудничестве с Великобританией и Америкой и поворотом к «экономическому фашизму» германского образца, то принять решение было просто[621].