Год Огненной Змеи - Цыден-Жап Жимбиев

чем, пожалуй, побоялся бы признаться Булат самому себе. Безусловно, наступает такая пора, когда личный скот становится обузой. Да, спору нет, колхоз теперь в состоянии удовлетворить потребности каждого в молоке и молочных продуктах. Никто не возражает против того, что куда полезнее направить все силы членов артели на общественные дела, освободить их от ненужных и обременительных забот о своем хозяйстве. Все это так, но пусть Булат признается — вот уж не ожидал такого от Оюны! — что он немножко ленивый, что он не помогал матери, что для него проще было отвязаться от скотины, чем заниматься ею. Нет, Оюна даже и не думала упрекать его, обвинять в чем-нибудь. Просто считала своим долгом сказать ему то, что думает. По-дружески. Разве она не права? И Булат не нашел, что возразить, вынужден был согласиться с нею, как это не было досадно. Возможно, друзья продолжали бы допытываться, и возникший острый разговор вполне мог кончиться ссорой, но вмешалась Балмацу.

— Хватит шуметь, — пыхнула она толстой самокруткой. — Я вот о чем хочу просить. Освободите вы меня от своих курсов. Ничего я в машинах не понимаю.

— Что ты, Балмацу! Как можно? — Дугаржаб из мужской солидарности охотно воспользовался случаем отвести от Булата нависшую опасность. Подражая манере друга, он говорит, будто передовую статью читает:

— В настоящее время труженики села получили широкую возможность не только всесторонне механизировать труд, но даже использовать достижения техники в личных интересах. Представь, что завтра у тебя будет собственная «Волга»! Ну, не премия, по лотерее выиграешь. Я вполне допускаю такую возможность. И вот ты, сидя за рулем своей машины, с шиком мчишься мимо Дондока…

— Не дури! — нахмурилась Балмацу.

— Но ведь вся наша бригада учится. Мы же не простая бригада, а ме-ха-ни-зи-ро-ван-ная!

— Не бабье дело возиться с машинами, — стоит на своем Балмацу. — Мое дело пасти овец…

Тут не выдерживает Роза.

— А я шофером работаю — что плохого? Скажи. Чем я хуже мужчин?

Булат воспользовался тем, что друзья навалились на Балмацу. Он прикрепил к кузову «летучки» чертежи и схемы — наглядные пособия к предстоящему занятию — и тоже вступил в разговор:

— Только в старое время знали одну работу — ходить за скотом. А мы обязаны изучать технику. Вы, Балмацу, будете передовым чабаном-механизатором. Вот увидите. Только, пожалуйста, не пропускайте занятий. Учитесь!

Балмацу даже не удостоила его ответом.

…Верхом, на телегах и мотоциклах съезжаются чабаны на занятие технического кружка. Раз в десять дней проводит Булат такие занятия. Преподаватель он строгий, заставляет всех вести конспекты, по нескольку раз проверяет то, что уже считается пройденным. Ученики у него старательные. Каждому хочется сесть за рычаги трактора, научиться управлять комбайном, но больше всего — получить водительские права. Чуть не у каждого есть мотоцикл или мотороллер, а то и легковая машина. Остальные мечтают в скором времени приобрести какое-нибудь средство передвижения. Так что интерес к техническому кружку повышенный. Булат, разумеется, против такого, как он выражается, одностороннего и даже частнособственнического интереса. Перед каждым занятием он подчеркивает, что основная цель их кружка — вооружить чабанов знанием механизмов и машин, применяемых в животноводстве. Тем не менее всякий раз перед началом занятий кто-нибудь да спросит:

— Когда мы, наконец, будем изучать автомобиль?

— У нас не курсы шоферов! — возмущенно отвечает Булат.

— А если попутно?

— Попутно, попутно!.. — передразнивает преподаватель. — Наша первая задача — овладеть сельскохозяйственными машинами.

— Правильно! А вторая задача? Мотоцикл?

— Автомобиль — тоже сельскохозяйственная машина.

— Тише, товарищи! — Булат вооружается указкой. — Наш курс построен с учетом важнейших сельскохозяйственных кампаний. Перед началом весеннего сева мы С вами изучили различные прицепные машины и орудия. Затем освоили электростригальные агрегаты. Накануне сенокоса в основном разобрались с самоходной сенокосилкой, тракторными граблями и стогометом. Теперь, товарищи, мы приступаем к изучению комбайна.

Всякие посторонние разговоры, шуточки, смешки прекращаются.

Булат рассказывает, что это за слово такое — комбайн, когда и где стали впервые производить эти машины, какие существуют комбайны. Потом, переходя от чертежа к чертежу, объясняет устройство основных узлов и их взаимодействие. Время от времени он начинает говорить медленнее, чтобы успели записать.

Конечно, после его занятий ни одного чабана не посадят на комбайн. Но общее представление о сложной машине все получат. А кое-кто, может быть, и по-настоящему изучит комбайн. Дугаржаб пристроился поближе к подвешенной над чертежами переносной лампочке, положил перед собой раскрытый учебник и проверяет по нему все, что говорит Булат. Оюна сидит рядом с ним, изредка делает пометки в блокноте, но чаще отгоняет блокнотом мошкару. Лекцию она слушает с большим удовольствием, не особенно вникая в ее содержание. Ей нравится, что Булат рассказывает, не заглядывая ни в какие бумажки. И как только он может все запомнить! Балмацу выбрала себе местечко потемнее, где ее не очень видно. Сначала слушала, ничего не понимая, потом зевнула несколько раз и задремала…

— У кого есть вопросы?

— Булат, можно такой вопрос или предложение? Почему ты не покажешь нам все на настоящем комбайне? Когда своими руками потрогаешь, лучше запомнишь.

— Пошли! — Булата не надо уговаривать. — Хорошее предложение. Так сказать, теория и практика… Балмацу, пойдемте?

— А? Что? Куда? — под общий смех вскакивает Балмацу.

Еще почти час толкутся чабаны возле старого комбайна, спрашивают, щупают, крутят.

Пора, однако, кончать.

— Всем ясно?

— Ясно! Теперь можно «Москвич» изучать. Хоть сегодня.

— Сразу много нельзя, забудешь.

— Про комбайн забуду, про «Москвич» запомню.

— Булат, а зачем вы разбираете этот комбайн? Что вы около барабана такое делаете?

Об этом Булат действительно ничего не говорил. Это его и Дугаржаба тайна. Они пригнали в бригаду списанную машину и уже начали реконструировать, чтобы она одновременно убирала и сушила хлеб, чтобы работала в любую погоду… Механик мнется, переглядывается с другом. Чабаны не отстают.

— Для чего это?

— Вы сами придумали?

Приходится раскрыть секрет. О-оо, какой это вызывает всеобщий восторг! Очень нужное дело, соглашаются чабаны. Неужели парни своим умом дошли? Стоит попробовать. Ведь если получится — всей стране польза! Находятся и осторожные, недоверчивые: раз на заводах никто не додумался, чего уж тут… Есть и совсем боязливые: «Еще сломаете!»

Постепенно все расходятся и разъезжаются. Уже поздно. Но Булат с Дугаржабом не собираются ложиться спать. При свете фар они долго еще копаются в комбайне. Работают молча. Лишь изредка слышится, словно в операционной:

— Ключ на двенадцать!

— Держи.

— Разводной!

— На.

— Кусачки!

— Справа лежат.

— Молоток!

— Бери.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Магазин на центральной усадьбе, в Хангиле, работает не по какому-нибудь расписанию, а по настроению продавца. Когда захочет, тогда и откроет. Мало