Год Огненной Змеи - Цыден-Жап Жимбиев

занемели пальцы, но он старался не подать виду. Женщины наперебой предлагали сменить его — не поддавался на уговоры. Он уже кончал доить третью корову, когда вновь появился Цынгуев.

— Сам с коровами Булата возишься? — презрительно фыркнул бригадир. — Такие же вредные, как хозяин. Брось ты их к чертям! Не мужское это дело. Баб, что ли, пожалел?

Санджи слил молоко в бидон, снял платок, отвязал корову.

— Зоотехник должен все уметь.

— Ты, конечно, абсолютно прав. А я в самом деле за тобой приехал. Узнал, что ты на ферме, и — сюда. Ты уже спал. Я не стал будить…

— Я не спал. Я читал, — усмехнулся Санджи.

Что-то в его усмешке было такое, что Цынгуев поспешил сменить разговор.

— Ты еще долго собираешься оставаться на ферме?

— Пока электродойку не пущу. Может, сегодня и кончу. «Летучка» должна подъехать. Вдвоем с Булатом быстрее доделаем.

Бригадир задумывается.

— Ладно, вместе дождемся. А потом я всех вас в бригаду увезу. Пойдем пока, посидим на берегу, — и зашагал к озеру.

— Можно, — Санджи пошел за ним.

— Устаешь, понимаешь, — вытянул ноги, усевшись на траву, Шойдок Цынгуевич. — День-деньской о деле стараешься… Можно себе разрешить и отдохнуть немного. Хорошо здесь. Одного только не хватает.

— Чего?

— Что такое котловая водка, знаешь?

Санджи помотал головой.

— Ну как же? Молочная водка. Самогон из молока. Не знаешь? Сначала архи получается — от первого отгона. Второй раз пропустить — уже арза называется. На огонь капнешь — горит. Почти как спирт. А если еще перегонять, тогда будет хорзо. Настоящий яд, говорят. Мне ни разу пробовать не приходилось. Конечно, у нас запрещено молоко на водку перегонять, но кое-кто исподтишка «котлы замазывает». Неужели в вашей Калмыкии нету такой водки? — Цынгуев даже слюну сглотнул, представив вкус и аромат крепчайшего напитка.

— Вроде бы делали и у нас. Я от матери слышал. Давно это. Я еще маленький был.

— Ну, а теперь ты взрослый. Так что можешь попробовать. — Цынгуев вытащил из кармана брюк бутылку, заткнутую бумагой, и плоский кружок.

— Это что?

— Это, что ли? — бригадир поднес к глазам кружок. — Это походная посуда. Стакан. Может растягиваться.

— Интересно, — протянул Санджи.

— А вот айрсан — сушеный творог, — извлек откуда-то Цынгуев небольшой узелок. — Отличная закуска.

Хоть и не любил Санджи спиртного, но желание попробовать, что это за штука такая — молочная водка, пересилило. Он не стал отказываться от угощения, только попросил:

— Мне немного.

Бригадир протянул стакан.

— Ты дальний гость. Я с тобой еще ни разу не чокался. Держи мое скромное угощение.

Санджи нерешительно пригубил.

— О-оо! Очень крепкая!

Так и не допив, вернул стакан Цынгуеву. Бригадир долил и одним махом опростал его.

— Я вчера, честно тебе сказать, немного промочил горло. Сейчас самое время поправиться…

Не предлагая больше практиканту, Шойдок Цынгуе-вич еще раз наполнил стакан и одним глотком управился и с этой дозой, тут же, на глазах, хмелея.

— Ты очень хороший парень. Ты мне нравишься. А у нас тут всякие молодцы есть. Возьмем Сыденова Булата. Знаешь Булата? О нем в газету надо писать. О его проделках. Вот, посмотри, — бригадир протянул мелко исписанный листок.

Санджи отвел его руку, резко поднялся.

— Мне это ни к чему.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

На дороге, что ведет из южной степи к Хара-Нурской культбазе, заклубилась пыль. Издали не разобрать: толи вихрь, то ли движется что-то. Приближающийся длинный серо-желтый пыльный хвост не оставляет сомнений — машина. А вот уже и видно шустро бегущий колесный трактор с прицепом-тележкой, полным людей. Еще чуть погодя доносится песня, старинная бурятская песня «Наян нава». А теперь можно даже разглядеть лица сидящих в прицепе.

Тракторист гонит по тряской дороге на самой высокой скорости. Ему кричат, жалобно так:

— Тише ты! Совсем растрясло.

— Ничего-о! — весело отзывается тракторист и даже не думает притормозить. — Вам полезно протрястись. Небось, разжирели на молоке.

— Сил больше никаких нет…

— Что вы, беременные, что ли? — зубоскалит тракторист. — Дак вам рожать не впервые.

— Не распускай язык, — раздается строгий женский голос. — А вы потерпите немного. Скоро доедем.

Трясет меньше.

Доярки едут на культбазу, где сегодня отмечается День животновода. Их и не узнаешь — принарядились. Совсем не такие, как на дойке были. Впереди сидит Дулма Анчикова, старшая доярка, полная, солидная. Рядом с нею Бутид Цыбенова, со дня создания колхоза работающая на ферме. За ними — пухленькая, быстроглазая Цырегма Тудупова с двумя ребятишками на коленях. Остальные — помоложе. Тут же и Лидия Васильевна Демидова, парторг. Это она одернула тракториста-зубоскала.

В углу, у заднего борта, совершенно черный от пыли Дондок Бабуев. Отыграться на аршане ему, видимо, так и не удалось, потому что одет он кое-как. Костюма его не разглядишь. Дондок плотно запахнулся плащом, явно женским. Вместе с плащом приобрел он и новую кличку — Дондок-баба, да разве его этим смутишь? Он рад, что хоть срам прикрыл, рад возвращению в родной Хангил. Незадолго до того, как посчастливилось ему забраться в прицеп, прикончил он бутылочку, и это тоже повысило его настроение.

…Вот и Хара-Нурская культбаза. Лет, однако, десять прошло, как ее построили. Территория базы обнесена оградой из штакетника. За широкими воротами во дворе длинные коновязи. Двумя шеренгами выстроились тополя, высоко поднявшиеся за эти годы. Прямо напротив ворот монументальная доска Почета. Когда-то были на ней портреты передовиков. Теперь почему-то нет. Должно быть, не успели сфотографировать.

Здесь всего четыре или пять домов — смотря как считать. В одном, например, магазин, который обслуживает проезжающих днем и ночью, в будни и праздники. Главная статья дохода — водка. И Догдомэ, и Лидия Васильевна не раз уже ссорились по этому поводу с Гурдармаевым, но пока что безуспешно.

— План! — разводит руками Дансаран Ванганович. — Бюджет!

Работает магазин и сегодня. Но Демидова настояла, чтобы ни единой бутылки продано не было. Ни единой!

Вот, значит, это здание — оно порою как бельмо на глазу — и есть пятое. А остальные — дома как дома. Медпункт, в который приезжают чабаны на осмотры, за лекарствами или когда всем прививки делают. Баня еще. Хорошая баня. Топят, правда, ее редко, потому что народу здесь — раз, два и обчелся. Одна жилая изба. Ну и клуб — самое просторное сооружение культбазы. В нем проводятся всякие собрания, лекции, концерты, кино крутят. Клуб тоже не часто бывает открыт. Всякий раз народ надо собирать отовсюду, привозить со стоянок и ферм. Так что и собрания, и лекции, и концерты, и даже кино подгадывают к какой-нибудь дате, к празднику, к