Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева

не нужен прорицатель гимназисту, вслушивающемуся в жужжание мух, — ведь за стеклянной дверью класса стоит с часами в руках грозный инспектор.

Пусть бы этот прорицатель поговорил откровенно с инспектором и успокоил его: не стоит огорчаться, если даже Карл и отвлекся от латыни.

— Господин инспектор! — сказал бы прорицатель. — Этим учеником вы будете гордиться. Нерадивый Карл Фриш, за которым вы следите уже три минуты, станет известнейшим ученым, всемирной знаменитостью. Он будет почетным доктором университетов и высшей технической школы Геттингена и Мюнхена, Граца, Берна и Цюриха. Он будет членом Баварской Академии наук, Академии наук Австрии, Финляндии, Королевского общества в Англии, Вашингтонской академии, Академии в Бостоне, Немецкой академии исследователей природы в Галле, Академии в Упсале, естественно-математического отделения Академии в Геттингене, немецкого биологического общества, американского физиологического общества. Он будет даже почетным членом немецкого общества врачей-отоларингологов — единственным немедиком в этом медицинском обществе, членом Шведского общества физиологов в Лунде, членом-корреспондентом Датского общества, Венского общества врачей, членом Линнеевского общества в Англии, почетным членом энтомологических обществ в Баварии, Швейцарии, Англии, США, президентом Международной ассоциации исследователей медоносной пчелы, почетным гражданином города Вены, кавалером многих орденов и медалей за научные заслуги, в том числе медалей Рейнера и Вильгельма Бельше, лауреатом научных премий Либена, Земмеринга, Магеллана, Калинга — эту премию присуждают в Индии борцам за мир и взаимопонимание между народами…

— Вот уже семь минут этот шалопай не отводит глаз от окна, — ответил бы на это инспектор.

Но прорицатель мог бы продолжить:

— Выдающийся английский ученый Д. Холдейн в речи, произнесенной в 1956 году в Париже, на встрече крупнейших биологов-натуралистов, признает работы Фриша шедевром человеческого разума. Знаменитый французский биолог Андре Жорж сравнит Фриша с такими натуралистами, как Бюффон, Реомюр и Фабр. Блестящий французский исследователь поведения животных профессор Реми Шовен скажет о Фрише: «Это величайший после Пастера экспериментатор в биологии». В статьях, которые будут посвящены восьмидесятилетию Фриша, его ученики, сами ставшие знаменитыми биологами, напишут: «Тем, кто он есть, его сделали исключительно рано проснувшаяся одаренность, железное трудолюбие и почти непревосходимая основательность и тщательность каждой научной работы»; «Он научился из каждой неудачи извлекать пользу для дела познания и даже каждое поражение превращал в ступень к победе». И, наконец, в один год с двумя другими всемирно прославленными биологами, он станет лауреатом Нобелевской премии по науке! — мог бы добавить прорицатель, чтобы окончательно вывести из себя господина инспектора, который не преминул бы иронически спросить:

— А папой римским случайно ему не предстоит стать?

— Нет, — развел бы руками прорицатель, — этого не скажу. Но между прочим вместе с римским папой он будет удостоен премии Бальцано, которой отмечают наиболее выдающиеся заслуги в области наук и искусства, а одновременно и деятельность, способствующую укреплению мира и дружбы между народами…

— Не знаю, не знаю, что будет, — прервет прорицателя инспектор. — Мальчишка совершенно не умеет сосредоточиваться на работе!

И инспектор, решительно распахнув дверь, войдет в класс…

Так что же, все началось с мух?

Наконец минул последний год в гимназии, и хоть Карл одолел курс с грехом пополам, родители предоставили ему отпуск. Так уж повелось с того времени, как старший брат Ганс получил свой аттестат зрелости.

Как раз тогда на окраине Рима две взрослые двоюродные сестры Карла снимали крошечный домик, и Карл получил возможность познакомиться с новой страной, новым народом, новой флорой и фауной. Энтомологические знания, правда, пригодились лишь однажды: он определил присутствие в идиллическом домике полужесткокрылого — гетероптера под названием цимекс — клопа, которого никак не ожидал здесь встретить.

Римские каникулы промелькнули быстро, Карл вернулся домой. Теперь, когда уже незачем забивать голову грамматическими правилами, зубрежкой греческих слов и хронологических дат, он полностью займется зоологией.

Но отец воспротивился этому. И решительно.

— Ты ни семью не сумеешь прокормить, ни сам не проживешь! Сознательно исковеркать себе жизнь? Что тебя ожидает? Одумайся! Если тебя так сильно влечет биология, ничего лучше, чем медицина, нельзя придумать. Какое благородное занятие — исцелять страждущих! А сколько интересных путешествий сможешь ты совершить, пока будешь специализироваться! — уговаривал он сына.

Отцу казалось, что в этих советах и рассуждениях все верно и безошибочно. И в самом деле: род Фришей, идущий по отцовской линии от простых богемских крестьян из деревни Пюрк близ Карловых Вар, завоевал признание тем, что уже прадед и дед Карла были выдающимися врачами. Отец — профессор медицины в Венском университете. Врачом-хирургом стал и брат Отто. Многие родственники матери и чуть ли не все ее братья тоже были профессорами медицины.

Семейный совет застал юношу неподготовленным. До сих пор никто никогда не мешал ему заниматься зоологией. И мог ли он сомневаться, что родители желают ему только добра?

В общем, сын сдался.

4

Осенью 1905 года Карл впервые переступил порог аудитории медицинского факультета. Он добросовестно слушал и конспектировал лекции, посещал практикумы, работал в анатомическом театре, в лабораториях…

Так продолжалось около двух лет — пока в программе были биологические дисциплины. Однако чем больше появлялось предметов медицинских, тем яснее становилось студенту: врачебные перспективы не для него. Зато с каким интересом занимался он на кафедре сравнительной физиологии у дядюшки Зигмунда Экснера! Здесь он вновь встретился со своими старыми любимцами — наземной, водной и летающей живностью, здесь были милые его сердцу млекопитающие, птицы, рыбы, насекомые.

И Карл решил объясниться с отцом. Нельзя сказать, что то был приятный и легкий разговор. Впрочем, возможно, помог дядя Зигмунд, рассказавший отцу о блестяще проведенной Карлом курсовой работе — изучении сложного глаза бабочек, жуков, креветок.

А может, вступилась и мать. Она всегда поддерживала зоологические увлечения Карла и теперь, листая страницы семейного альбома, задерживалась на давнем снимке. Кудрявый трехлетний Карлинхен, облаченный в полосатый бурнус бедуина, крепко держит в правой руке поводок мохнатого двугорбого верблюда на колесиках. Слева стоит такой же плюшевый слон.

Мать улыбалась воспоминанию и, скрывая волнение и гордость, повторяла старинное присловье:

— Да, рано начинает скрючиваться то, чему предстоит стать крючком. На него и попадешься…

Отец сдался, и Карл подал просьбу от отчислении с медицинского факультета.

Как посмотрел делопроизводитель на чудака студента, когда тот пришел забирать бумаги! Он просто отказывался верить, что это всерьез.

Бросить медицину ради зоологии? Самому закрыть себе путь к карьере врача?!

Но решение Фриша было твердо.

В ту пору в Вене преподаванием зоологии руководили ученые, считавшие главным систематику и морфологию животных, поэтому Карл собрался в Мюнхен, в