Каждые сто лет. Роман с дневником - Анна Матвеева

Танцевали в основном Ирины подруги из магазина, та самая Викуся и ещё какие-то девушки, одетые в похожие платья. Взрослые гости несколько раз выходили на середину зала, но быстро тушевались и снова садились за стол. Когда я шла в туалет, то увидела, что Ира звонит кому-то из телефона-автомата и плачет. А потом была та ужасная сцена, когда невеста легла прямо на стол, свалив с него тарелки. Легла на спину и сложила руки на груди, как мёртвая.

– Доча, – неловко смеялась Тараканова-старшая, – успеешь ещё это самое!

– Никогда не видела более кошмарной свадьбы, – задумчиво сказала мама, когда мы с ней уезжали домой в такси. Пьяную жену и такую же пьяную тёщу Димка увёз ещё раньше, а мы остались, чтобы заплатить штраф за битую посуду.

Когда подходили к дому, то увидели, что во дворе срублены два старых тополя: они лежали прямо напротив нашего подъезда, и сосед ходил вокруг них с топориком.

– Это правильно, – сказала мама, обычно заступавшаяся за все деревья без исключения. – Старые тополя надо обязательно вырубать. Всему приходит свой срок.

Санкт-Петербург, октябрь 2017 г.

Квартал, где живут Влада и Пётр, называется «Парадный». Местная «золотая миля», заповедник для тех, у кого нет проблем с оплатой счетов. Ухоженная территория, фонтаны, газоны, фонари. Плитка в аллеях положена красная, чтобы напоминала, по всей видимости, кинофестивальный ковёр. Охранники прогуливаются как бы невзначай, никаких шевронов и оружейных пузырей под куртками, но всё равно сразу ясно, что это охрана.

Ксана легко нашла нужный дом и парадную, постояла минутку перед входом, чтобы прийти в себя и настроиться на «непринуждённое общение». Клавдия Филипповна, мотовилихинская жена Константина Матвеева, никак не шла из её мыслей. Чужая семья буквально на глазах разрасталась, поглощая все её невеликие силы. Росло это древо не кроной вверх и в будущее, а корнями – в прошлое, в почву.

А ведь где-то рядом жила её настоящая бабушка – Ксения Витольдовна Лесовая. Она была учительницей немецкого, никогда не вела дневников и умерла в блокаду от голода, успев отправить маленького сына, Ксаниного папу, на Большую землю. Он почти не помнил её, вырастили папу чужие люди и только спустя годы рассказали, что он ленинградец, сын женщины, о которой никто ничего толком не знал. Вроде бы состояла при каком-то институте, но каком точно – сведений нет.

Папа, уже когда учился в Горном, поехал в Ленинград и попытался найти родственников. Даже отыскал кого-то, но контакта не получилось. Родственники решили, что юноша претендует на жильё в доме у Таврического сада, а он хотел всего лишь увидеть фотокарточку своей мамы. Но перед его носом хлопнули дверью, сказав: ну да, так мы тебе и поверили. Ленинградцы ненавидят чужаков, говорил папа. Не пускают в ближний круг.

Дверь открыла Жослин в домашнем платье и фартучке, и Ксана снова поразилась её сходству с сестрой.

– Проходите, пожалуйста. – Жослин взяла у Ксаны куртку и повесила её на плечики рядом с манто из меха противоестественно лилового цвета.

Собачки привычно путались под ногами, одна (Евангелина, кажется) тявкала, скаля зубы, две другие приветливо махали хвостиками. Евангелина бросилась навстречу Владе, вышедшей в прихожую, но хозяйка лишь мельком потрепала её по холке и кинулась Ксане на шею:

– Как хорошо, что ты пришла! Пойдём, пойдём скорее! – Она потащила её в комнаты, не выпуская из объятий, так что со стороны могло показаться, будто хозяйка и гостья передвигаются в танце. – Ой, только не обращай внимания, у нас везде такой бардак!

Ксана же видела лишь аккуратно прибранные, хотя и весьма причудливо оформленные комнаты. Судя по-всему, хозяева вдохновлялись Египтом – посреди прихожей торчало что-то похожее на Луксорский обелиск, стены в гостиной были оклеены золотыми обоями со скарабеями, а между диваном и креслами возлежал громадный сфинкс. Влада чертыхнулась, убирая со спины сфинкса небрежно брошенный плед.

– Жослинка совсем не то, что Даника. Никакого понятия о чистоте! Жду не дождусь, когда они поменяются.

Жослин как раз входила в комнату с подносом: бахнула его на столик так, что чашки задребезжали.

– Ты можешь хотя бы при гостях не исполнять? – рассердилась Влада.

– Извиняюсь, – буркнула служанка и тут же вышла прочь.

Влада взяла на руки одну из собачек, рассеянно погладила её.

– Тут всё надо переделывать. Я уже смотреть не могу на весь этот Египет! Но, блин, Марселя депортировали, а я никому, кроме него, ремонт не доверяю.

Марсель был узбеком, не позаботившимся о регистрации и высланным на родину.

– Руки у него золотые, – мечтательно говорила Влада. – Весной вроде должен вернуться…

Она так разволновалась, говоря про этого Марселя, что у Ксаны возникла мысль о весьма широком применении его «золотых рук». Ну и ладно, не её ума дело, с кем развлекается Влада под бдительным присмотром комнатного сфинкса. Жить с таким человеком, как Пётр, – это тяжёлый повседневный труд, а теорию маленьких радостей никто не отменял. Больших всё равно не дождаться.

– Не сердишься, что я сбежала от тебя в Швейцарии? – спросила Ксана, размешивая сахар в чашке чая.

– Да нет, конечно, я всё понимаю. Я ведь тоже мать, хоть по мне и не скажешь…

Хозяйка кокетливо облокотилась на диван, ожидая комплиментов, и Ксана не подвела:

– Отлично выглядишь! И правильно, что не стала делать пластику, тебе это совсем не нужно.

– Спасибо, дорогая. – Влада расцвела от удовольствия. – А Лизка опять на реабилитации после подтяжки. Говорят, очень неудачно сделали на этот раз…

Влада вела себя так, словно они продолжали начатый совсем недавно разговор, и Ксана поймала себя на том, что пытается увидеть за окном Альпы. Исполнялись всё те же роли, со сцены звучали монолог хозяйки и вежливое мычанье гостьи, которая, впрочем, сегодня – именно гостья, а не приживалка с неопределёнными обязанностями.

Монолог был бессвязный, но информативный:

– …Сейчас учусь на ароматерапевта – так интересно! Французский забросила, но иногда отдельные фразы прямо сами откуда-то всплывают. Была вчера на женском тренинге, так там сказали, что мы родились для того, чтобы делать других счастливыми, а для этого вначале надо самим стать счастливыми. Вот ты, Ксенчик, счастлива?

Кажется, даже сфинкс моргнул, ожидая ответа.

– Наверное, всё же не очень.

– А почему? – проявила настойчивость Влада. Не то чтобы ей было интересно узнать причину Ксаниного неумения быть счастливой – скорее, распирало изнутри желание поделиться знаниями, вынесенными со вчерашнего тренинга.

– Много работы. Мало денег. Никаких перспектив. Ну и молодость прошла, – попыталась отшутиться Ксана.

– Наша молодость в наших руках, – заспорила Влада. – Тебе, мать, надо губы проколоть, вон у тебя верх уже поплыл, как у старухи. Ботокс, нитки, пилинг – и будешь выглядеть не хуже меня. – Она оттянула ворот кофточки, обнажив подтянутую холёную шею.