Опиумная война - Ребекка Куанг

До падения он, казалось, на миг завис в воздухе.

Толпа отхлынула.

Рин отвернулась, радуясь тому, что хотя бы не слышит, как тело хрустнуло о землю.

Город погрузился в зловещую тишину.

Всех солдат распределили по укреплениям Хурдалейна в ожидании атаки. Рин уже много часов занимала позицию на внешней стене, обшаривая взглядом периметр. Если Федерация попытается штурмовать стены, то сейчас.

Но наступил вечер, а штурм так и не начался.

— Вряд ли они боятся, — пробормотала Рин и зажмурилась. Слух наконец-то вернулся, хотя в ушах все еще звенело.

Рамса покачал головой.

— Они играют вдолгую. Пытаются нас ослабить. Испугать, уморить голодом и утомить.

В конце концов солдаты расслабились. Если Федерация устроит атаку посреди ночи, система тревоги вернет солдат на стены, а пока что есть более неотложные дела.

Какая жестокая ирония в том, что еще час назад горожане танцевали на улицах, празднуя капитуляцию Мугена. Хурдалейн думал, что выиграл войну. Хурдалейн считал, что скоро все будет по-прежнему.

Но Хурдалейн никогда не унывал. Хурдалейн пережил две Опиумные войны. Хурдалейн знал, что такое опустошение.

Горожане прочесывали развалины в поисках близких, через несколько часов доставали уже только мертвых, и тогда им сложили погребальный костер, подожгли и столкнули в море. Все это было проделано с печальной, но привычной сноровкой.

Медицинские взводы из всех дивизий совместно создали в центре города полевой госпиталь. Весь день туда приходили горожане с кое-как обмотанными раздавленными лодыжками и оторванными ладонями.

Рин прошла годичный курс полевой медицины у Энро, и Энки поручил ей ставить шины для ожидающих в очереди горожан.

Ее первой пациенткой оказалась девушка ненамного старше самой Рин. Она протянула руку, замотанную в старое платье.

Рин развернула пропитанную кровью ткань и невольно охнула. От ладони до локтя была видна кость. Всю руку придется отрезать.

Девушка терпеливо ждала, пока Рин осмотрит повреждения. Ее глаза были остекленевшими, как будто она давно уже смирилась с тем, что станет калекой.

Рин вытащила из котла с кипящей водой полосу ткани и обмотала ею руку, один конец привязала к палочке и перекрутила ее, чтобы закрепить повязку. Девушка застонала от боли, но стиснула зубы и смотрела прямо перед собой.

— Вероятно, руку придется отрезать. Повязка остановит кровотечение, и лекарям будет проще ампутировать руку. — Рин закрепила узел и отошла. — Мне жаль.

— Я знала, что нам следовало уйти, — сказала девушка. Она говорила как будто не с Рин. — Я знала, что нам следовало уйти — в тот самый момент, когда к берегу пристали корабли.

— И почему ты не ушла?

Девушка посмотрела на Рин с укоризной.

— Думаешь, нам было куда уйти?

Рин опустила взгляд и перешла к следующему пациенту.

Несколько часов спустя Рин наконец-то получила разрешение покинуть полевой госпиталь. Она поплелась в казармы цыке, голова слегка кружилась от недосыпа. Ей хотелось рухнуть на койку и спать до тех пор, пока ее не разбудят на следующую вахту.

— Энки наконец-то тебя отпустил?

Рин обернулась через плечо.

Из-за угла появились Юнеген и Бацзы, они возвращались из патруля. Все втроем они шли по пустым улицам. Наместники установили комендантский час для гражданских, им больше не дозволялось покидать свой квартал без разрешения военных.

— Я должна вернуться через шесть часов, — сказала Рин. — А вы?

— Бесконечное патрулирование, пока что-нибудь не произойдет, — ответил Юнеген. — Энки подсчитал число жертв?

— Шестьсот погибших. Тысяча раненых. Пятьдесят из них — солдаты. Остальные — гражданские.

— Дерьмово, — пробормотал Юнеген.

— Да уж, — апатично согласилась она.

— Наместники просто сидят сложа руки, — посетовал Бацзы. — Бомбы запугали их до смерти. Толку от них никакого. Ну как они не понимают? Мы не должны просто проглотить эту атаку. Мы должны ударить в ответ.

— Ударить в ответ? — повторила Рин.

Сама идея звучала безумно и бессмысленно. Больше всего Рин хотелось свернуться калачиком, заткнуть уши и сделать вид, что ничего не случилось. Пусть воюет кто-нибудь другой.

— А нам что делать? — сказал Юнеген. — Наместники не будут атаковать, и нас в открытом столкновении перебьют.

— Можем просто дождаться Седьмой дивизии, ей нужно несколько недель…

Когда они дошли до штаба, из кабинета Алтана как раз выходила Кара. Она аккуратно закрыла за собой дверь, а когда заметила их, ее лицо застыло.

Бацзы и Юнеген остановились. В гнетущей тишине как будто висели невысказанные слова, которые знали все, кроме Рин.

— Что, все так же? — спросил Юнеген.

— Хуже, — отозвалась Кара.

— Что происходит? — спросила Рин. — Алтан там?

Кара с сомнением посмотрела на нее. Почему-то от нее пахло дымом. По ее лицу невозможно было ничего прочитать. Рин показалось, что она видит следы слез на щеках Кары, а может, это был лишь отблеск фонаря.

— Он нездоров, — ответила Кара.

Возмездие Федерации не ограничилось взрывом. Через два дня после взрыва в центре города Федерация прислала знающих оба языка агентов к голодающим рыбакам города Чжабей, лежащего к югу от Хурдалейна. Жителям сказали, что выпустят лодки из гавани, если рыбаки переловят всех бездомных кошек и собак.

Только голодающие могли подчиниться такому странному приказу. Рыбаки уже отчаялись и отдали мугенцам всех животных, которых сумели изловить.

Мугенцы привязали к хвостам животных хворост и подожгли. А потом выпустили в Чжабее.

Пожары полыхали три дня, пока их не потушил дождь. Когда разошелся дым, от Чжабея осталось лишь пепелище.

Тысячи горожан за одну ночь остались без крова, и Хурдалейн не мог справиться с потоком беженцев. Жители Чжабея набились в те части города, которые еще не оккупировала Федерация. Плохая гигиена, нехватка чистой воды и вспышка холеры превратили жилые кварталы в кошмар.

Народ винил во всем ополчение. Первая, Пятая и Восьмая дивизии пытались поддерживать строгий порядок военного времени, только чтобы не начались открытые мятежи.

Наместникам отчаянно требовался козел отпущения, и они обвинили Алтана. В их пользу сыграло то, что взрыв подорвал его авторитет как командующего. Он победил в первом бою, но победу вырвали из его рук и превратили в трагическое поражение, пример того, что бывает, если не думать о последствиях.