Спящий мореплаватель - Абилио Эстевес

Несколько часов спустя он добрался до низовий Миссисипи и там, где-то в дельте, рассеялся. Достигнув широких равнин Луизианы, Техаса и Арканзаса, он согласился отменить нападение. Он дождался, пока не достигнет твердой земли, чтобы признать свое поражение, только над твердой землей он стал тем, с чего начинал: дождем без штормового ветра и серьезных последствий.

Ты не знаешь, что такое увидеть вдалеке землю и зажмурить глаза, чтобы не расставаться с мечтой.

Чезаре Павезе. Диалоги с Леуко

Вдруг вместе с ветром до него донеслись какие-то звуки: будто весточка из города, посланная чьей-то душой, обитающей там. То был перезвон колоколов, голос города, чуть слышный, но мелодичный, возвещавший ему: «Мы счастливы здесь!»

Томас Харди. Джуд Незаметный

Чтобы увидеть это, любой моряк отдал бы многое.

Элизабет Бишоп. Воображаемый айсберг

Это будет в далеком будущем. Или не в таком уж далеком. Кто осмелится однозначно определить в пределах одной жизни, какое будущее далекое, а какое близкое? Это будет (и вот это можно утверждать) восхитительной белой зимой, снежной, как все зимы. В Нью-Йорке, рядом с единственной фотографией Яфета, у окна маленькой квартирки в Верхнем Вест-Сайде.

В окружении хороших книг, под звуки удивительного голоса Элмора Джеймса и божественного голоса Бесси Смит, с чашкой крепкого сладкого кофе Валерия приготовится придумывать ситуации и конфликты. И начнет писать эту книгу, которая станет историей старого деревянного дома у моря, а еще историей многих исчезновений, одного циклона и нескольких призраков.

Один неосторожный возглас — и вьюрки просыпаются, хлопая крыльями под черными тряпками, которыми накрыты клетки. Привычные к звукам дома, к скрипу потолков, к дрожанию стен, к шуму возбужденной и шумливой повседневности, птицы Полковника-Садовника оживляются, только если обнаруживают в голосах ночи необычную модуляцию, звук, отличный от обычных звуков дома. И Яфет, который понимает птиц и, так же как они, мгновенно вычисляет малейшую странность в звуках дома, замирает у окна, открытого им совершенно беззвучно, потому что он настоящий волшебник, когда открывает двери и окна и снова закрывает их так, чтобы никто не услышал.

Его не волнуют птицы. Его волнует дед. Нужно держать ухо востро с сумасшедшими и со стариками, если они сумасшедшие. Яфет не понимает, почему дед так ревностно охраняет дом, потому что дом этот не то что находится на пути к исчезновению, а уже практически исчез.

Каким бы удивительным это ни казалось, все в доме странно и прочно связано между собой. Пробуждение вьюрков, например, влечет за собой пробуждение Полковника, его ловкие шаги неловкого старика, глубокий и ворчливый голос, начальственные движения. Каждый знак приводит в действие безошибочную сигнализацию каждого из механизмов дома.

Яфет закрывает окно и глаза и пытается сосредоточиться. Сможет ли он успокоить тревогу вьюрков? Нужно подождать, другого выхода нет. Он слышит, как старик утихомиривает птиц. В его хриплом голосе заядлого курильщика слышна нежность, с которой он обращается только к ним. Он убаюкивает их какой-то странной колыбельной. И вьюрки успокаиваются от нежных слов, произносимых голосом, который вырывается словно из пустых легких. Яфет знает, что беспокойство деда уляжется не сразу, как круги от брошенного камня на воде.

Он залезает под москитную сетку, ложится на кровать и притворяется спящим. Это легко: он много раз притворялся, что спит, или что не понимает, или что он здесь, вместе со всеми, в то время как он не вместе со всеми. Для Яфета проще простого стать невидимым.

По звуку шагов он понимает, что старик решил не подниматься в башню, и вздыхает с облегчением, ему слышно, как тот направляется в гостиную. Старик наверняка ходит по дому в поисках причины беспокойства вьюрков.

Когда в дом возвращается тишина, это никакая не тишина, а скрип досок и свист ветра. Даже в хорошую погоду в этой тишине слышен скрип перекладин, шум волн и раздувающихся парусов.

Дом снова погружается в привычную духоту нескончаемой ночи этого, как всегда, грозящего бурями октября. Пахнет спящим домом. Эго запах снов, кошмаров, вьюрков, котов, дерьма, сгнивших водорослей, морской соли, живых и мертвых рыб, мангровых сучьев, угля, кофе, пота, былых часов и дней. Запах присутствий и отсутствий, запах потерпевших кораблекрушение, которые ели сырую гнилую рыбу, а также других потерянных и страдающих призраков.

Яфет ощущает рядом с собой присутствие голого, покрытого испариной тела Немого Болтуна. Он угадывает звук его спокойного, всегда чуткого сна. Болтун, его кузен, девица в теле юноши. Мужественный Болтун, более сложный, загадочный и женственный, чем Валерия.

Яфет поднимает москитную сетку, вылезает из кровати и идет к окну. С ювелирной точностью он снова открывает его. Несмотря на низкие тучи, ему удается различить в море далекий свет островов. Всего лишь отблеск. С притворной наивностью, с напускным страхом он спрашивает себя: «А что, если эти огни — не свет островов, а свет фонарей с рыбацких лодок?» Но на самом деле, сразу же и со знанием дела возражает он самому себе, это совершенно невероятно, чтобы примитивные лодки рыбаков из Баракоа, которые не занимаются крупной ловлей, а довольствуются парой пойманных на перемет ставрид на обед семье, отважились заплыть так далеко на запад в такую коварную, опасную ночь, готовящую неожиданности, непогоду и проливной дождь.

Если Яфет в чем-то разбирается в этой жизни, так это в огнях.

Первый раз он заметил их десять лет назад. Можно сказать, что он с детства обладал фантастическим умением обнаруживать и определять огни, которые загораются и мигают на ночном горизонте. Не звезды. Или не только звезды. А морские огни, гораздо более сложные. Даже сам Полковник-Садовник, всегда что-то выглядывающий в море, как сбитый с толка капитан дрейфующего судна, зовет его, чтобы узнать, что видно там, вдалеке, в самых дальних уголках залива. В этих случаях Яфет никогда не сомневается. И никогда не ошибается: грузовое судно, идущее в Веракрус; нефтевоз, возвращающийся в Гавану; обычный круизный лайнер из Нового Орлеана; семнадцать рыбацких лодок; сухогруз, возвращающийся в Варадеро; два катера береговой охраны, прогулочный парусник; одинокий плот, сбившийся с курса.

Всех домашних изумляла эта способность Яфета. Различать огни. Огни Ки-Уэст, Нового Орлеана, Пенсаколы или Тампы.

Однажды на рассвете он залез на крышу, заинтригованный каким-то стуком. Что-то нарушило его сон. Что-то упрямо выстукивало по крыше какой-то шифр, предупреждение. Несложно было залезть на крышу с башни, которая когда-то, давным-давно, была метеорологической обсерваторией и в которой располагалась, и располагается, комната Яфета и Немого Болтуна. Окна, выходящие на море, укреплены балками, по которым можно подняться, как по лестнице. При некоторой ловкости, при наличии желания, силы и сноровки можно потом перепрыгнуть водосток и с еще большей осторожностью пройти по старинной, иссушенной беспощадным солнцем и обветренной черепице, стараясь, чтобы она не треснула.