Келльская пророчица - Дэвид Эддингс

«Надо было дать ей кинжал, – услыхал он беззвучныйголос. – Шелк мог бы завтра незаметно стянуть его у нее».

«Но...»

«Нам надо поговорить с тобой о другом, Гарион. Ты подумал отом, кто станет твоим преемником?»

«Ну... некоторым образом. Знаешь, никто из них на эту рольне годится».

«Ты всерьез обдумывал каждую кандидатуру?»

«Думаю, да, но так и не смог принять решения».

«А этого от тебя пока и не требовалось. Ты просто должен былкак следует оценить каждого и мысленно разложить все по полочкам».

«А когда я должен принять решение?»

«В самый последний момент, Гарион. Ведь Зандрамас можетподслушать твои мысли, – а если ты ничего пока не решил, то она ничего ине узнает».

«А что, если я ошибусь?»

«Не думаю, что ты способен совершить ошибку, Гарион. Недумаю...»

Ночью Гарион спал беспокойно. Его одолевали бессвязные,обрывочные сновидения, он то и дело пробуждался, но лишь для того, чтобы вновьзабыться тревожным сном. Поначалу его посещали странные обрывки того самогосна, что видел он в странную давнюю ночь на Острове Ветров – как раз перед тем,как жизнь его волшебно переменилась. В мозгу его снова и снова эхом отдавалось:«Ты готов?» И вновь он стоял лицом к лицу с Рундоригом, другом детства, а вушах его звенело эхо спокойного приказания тетушки Пол: «Убей его!» Но вотперед ним уже кабан – тот самый, с которым сразился он в заснеженном лесу вокрестностях Вал-Алорна, – зверь злобно роет копытами снег, маленькиеглазки его пылают злобой и ненавистью. «Ты готов?» – спросил Бэрак, прежде чемвыпустить зверя. И Гарион уже стоит на бескрайней и бесцветной равнине, котораяна самом деле – поле, на котором идет некая непостижимая земному уму игра.Вокруг него фигуры, и он пытается понять, какой именно из них сделать ход, аголос, звучащий у него в мозгу, торопит его...

Но вот сны его сделались иными. Человеческие сны, какими быпричудливыми они ни казались, имеют между собой нечто общее – ведь все они сутьплод нашего сознания. Однако сейчас сны Гариона рождались словно по велениюнекоей потусторонней враждебной сущности – подобно тому, как некогда Торак вторгалсяв его сны перед встречей в Хтол-Мишраке.

Но вот снова Гарион стоял лицом к лицу с Ашараком мургский впризрачном Лесу Дриад – и снова, сконцентрировав всю свою волю, он вложил ее вединственный роковой приказ «Гори!». Это был знакомый кошмар – он мучил Гарионавот уже долгие годы. Он видел, как щека Ашарака затлела и задымилась, слышалотчаянный крик гролима, царапающего ногтями горящее лицо. Вновь в ушах егозвенел отчаянный вопль: «Господин, пощадите!» Но, оставаясь глух к мольбам, онлишь приказал пламени жарче пылать – однако на этот раз во сне не охватило егопривычное чувство презрения и отвращения к собственной, пусть вынужденнойжестокости. Напротив, он испытывал сладостное возбуждение, отвратительнуюрадость, глядя, как враг его корчится в пламени. Что-то в глубине его существаотчаянно кричало, силясь преодолеть эту нечестивую радость...

...Снова он в Хтол-Мишраке, и пылающий его меч вновь и вновьвонзается в тело одноглазого бога. Отчаянный крик Торака «мама!» на сей раз непробудил в сердце Гариона жалости – только лишь злобное удовлетворение. Онсмеялся помимо воли, и в раскатистых волнах этого безжалостного смеха тонуловсе человеческое, что было в нем...

Беззвучно вскрикнув от ужаса, Гарион рывком сел в постели,пробудившись не столько от нахлынувших воспоминаний о тех, кого он лишил жизни,сколько придя в ужас от собственной радости, с которой созерцал их агонию.

Еще не рассвело, а соратники Гариона уже собрались вкают-компании. Лица всех были мрачны. Шестое чувство вдруг отчетливо подсказалоГариону, что не его одного терзали кошмары. А ведь обостренная интуиция вовсене была свойственна Гариону, равно как и чтение мыслей, – ведь в его жилахтекла кровь благоразумных сендарийцев, и он всегда считал подобные вещи чем-тонеестественным и даже аморальным.

«Это твоя работа?» – мысленно спросил он у голоса.

«Нет. Как ни удивительно, но все это ты сделал совершенносамостоятельно. Похоже, ты делаешь успехи – медленно, разумеется, но все же...»

«Благодарю».

«Не стоит благодарности».

В каюту вошел Шелк. Его явно била дрожь. Взгляд у маленькогочеловечка был какой-то затравленный, а руки дрожали. Он мешком осел на скамью изакрыл лицо руками.

– Ты не весь эль вчера вылакал? – хрипло спросилон у Бельдина.

– Что, мучаешься похмельем, Хелдар? – участливопоинтересовался горбун.

– Нет, – ответил Гарион. – Дело вовсе не вэтом. Он ночь напролет видел дурные сны.

Шелк вздрогнул и поднял голову.

– Откуда ты знаешь?

– Со мной было то же самое. Я снова спалил заживоАшарака мургского, снова заколол Торака – и даже не единожды.

– А я очутился в западне. В пещере. – Шелкапередернуло. – Там было темно, хоть глаз коли, но я чувствовал, какмедленно надвигаются на меня стены. Знаешь, когда я снова увижу Релга, то двинуему по зубам – нежно, разумеется. Он же как-никак мне друг...

– Рад узнать, что я не одинок в своих мучениях, –сказал Сади.

Евнух поставил на стол миску с молоком, и Зит с выводкомсобрались вокруг нее в кружок, жадно лакая и мурлыча от удовольствия. Гарион судивлением отметил, что уже никто не обращает на Зит и ее детишек ровным счетомникакого внимания. Похоже, люди со временем привыкают ко всему.

Сади погладил себя ладонью по бритой голове.

– Мне снилось, что я скитаюсть по улицам Стисс-Тора ипрошу милостыню. Это было отвратительно...

– А я видела, как Зандрамас принесла в жертву моегомальчика, – еле выговорила Сенедра. – Он так кричал, и было столькокрови, столько крови...

– Странно, – молвил Закет, – а вот я вершилсуд. И приговорил к смерти многих. Одна из осужденных очень много значила дляменя, но я вынужден был приговорить и ее...

– Да и мне снилось черт-те что... – призналасьБархотка.

– Всем нам досталось, – сказал Гарион. – Тоже самое уже было со мной на пути в Хтол-Мишрак. Торак тогда насылал на менякошмары. – Он поглядел на Цирадис. – Неужели это испытанный приемвсех Детей Тьмы? Мы уже поняли, что по мере приближения встречи событияначинают повторяться. Может быть, это одно из подобных повторений?