Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

и ожидать, пока он вызовет к себе фельдфебеля наблюдательной команды Быстрицкого для удостоверения вашей личности.

4. Часовым от местной команды, выставляемым на ночь на стену Алексеевского равелина с целью обзора окружающей местности, иметь револьверы заряженными.

5. Вменить им в обязанность зорко следить за окружностью и, если заметят приближение к равелину яликов с пассажирами, столпившихся людей на противоположном берегу или на проливе, когда он замерзнет, немедленно давать знать в караул, а этому последнему – вам.

6. По получении такового сведения обязаны стремительно отправиться на стену равелина с частью людей от караула и поступить, смотря по обстоятельствам, с полною осторожностью.

Причем присовокупляю, что на днях вы получите от меня указание относительно нового порядка увольнения людей со двора и топки для них равелинной бани; что же касается наблюдения за людьми команды, увольнения их со двора и наряда в должности по равелину, то это, как я не раз вам подтверждал, остается по-прежнему на вашей личной ответственности и распоряжении. Помощник же ваш, подпоручик Андреев, отвечает лишь за хозяйство в команде, т. е. за продовольствие и обмундирование ее».

19 ноября комендант дал еще новое предписание (№ 321).

«В дополнение к предписаниям моим, последовавшим с 18 числа текущего месяца, предписываю:

1. Под окном камеры заключенного под № 5 иметь часового от равелинного караула постоянно днем и ночью.

2. Чтобы в дежурной комнате, смежной с означенной камерой, с 8 часов вечера находились два жандармских унтер-офицера: один дежурный и другой поддежурный.

3. Чтобы дежурный унтер-офицер по возможности чаще патрулировал по коридорам с целью наблюдения за бдительностью часовых при арестантских камерах и надзирал по временам в стекло, устроенное в дверях камер, за действием арестантов, делая это по возможности незаметным для них образом.

4. Дежурного и поддежурного вписывать в постовую книгу, имеющуюся в карауле для записывания смен часовых, и удостоверять оную ежедневно своею подписью. [В предписаниях 19 ноября (№ 322), 20 ноября (№ 325) и 22 ноября (№ 326) комендант дал указания о новом порядке продовольствования команды, о порядке приема пищи для заключенных в непременном присутствии смотрителя, о порядке увольнения нижних чинов, о топке бани и стирке белья нижних чинов в стенах равелина.]».

Чего же ждал комендант и что он знал? В эти дни (16–22 ноября) комендант узнал, что у арестанта № 5, Нечаева, есть сношения с волей, что он готовит побег, что для устройства побега может быть устроено нападение на островок равелина, причем нападавшие могут переехать на яликах через Невку или перейти по льду. Относительно результатов пропаганды Нечаева среди конвойных комендант пока еще не знал: он считал команду верной и думал, что на нее можно положиться в случае нападения извне на равелин. Но тянулись дни, сведения из достоверного источника все умножались, и тайна нечаевской организации была раскрыта во всей полноте.

17 декабря (№ 358) комендант рапортовал министру внутренних дел о том, что он, комендант, вследствие обнаруженного в Алексеевском равелине беспорядка признал необходимым: 1) подвергнуть это дело строжайшему дознанию, а всех состоящих при равелине 4 жандармских унтер-офицеров и петербургской местной команды 1 унтер-офицера и 29 рядовых заключить под стражу впредь до выяснения виновности каждого из них; 2) петербургскую местную команду, составлявшую караул в равелине, сменить, если не всю, то по крайней мере 75 человек; 3) до освежения команды временно назначить в равелине сверх 4 новых жандармских унтер-офицеров еще 27 жандармских рядовых при одном унтере. Вместе с сим 18 декабря (№ 359), «в дополнение личного доклада о неудобстве оставлять на службе смотрителя Филимонова», комендант просил министра удалить его и назначить на его место избранного министром штабс-капитана Соколова. Все предположения коменданта удостоились одобрения и осуществления.

20

Но от кого почерпнуло начальство чрезвычайные сведения о равелине, кто явился их источником?

Когда по раскрытии нечаевской «организации» началось производством жандармское дознание, директор департамента полиции В.К. Плеве весьма доверительно сообщил руководившему дознанием жандармскому генералу А.Н. Никифораки имевшиеся в департаменте данные: «Из имеющихся в департаменте государственной полиции, добытых негласным путем, сведений видно, что письменное сообщение арестантов равелина при посредстве нижних чинов началось с декабря 1879 года; затем, в конце 1880 года, с помещением в равелине государственного преступника Ширяева, были заведены письменные сношения с городом, согласно указаниям этого последнего, сообщенные им, по-видимому, государственному преступнику Нечаеву, который руководил непосредственно как внутренней, так и внешней перепиской и склонял посредством денег, получавшихся из города тем же путем, нижних чинов к передаче писем и записок. Не все нижние чины принимали одинаковое участие в указанной передаче. В город посылались лишь самые доверенные (нижние чины: Березин, Борисов, Дмитрий Иванов и в особенности Губкин), большая часть занималась передачей внутренних записок, покупкой газет, и затем, по-видимому, безусловно все вступали в разговоры с арестантами, сообщая им слухи и новости, источником коих служили обыкновенно разговоры унтер-офицеров в караульной комнате, где эти последние, не стесняясь присутствием нижних чинов, передавали друг другу об известных им распоряжениях и слышанные новости от смотрителя. Из числа жандармских унтер-офицеров Александров также проносил несколько раз письма Нечаева к государственному преступнику Мирскому; остальные трое отличались болтливостью, лишь разговорами и передавали новости. К сему имею честь присовокупить, что источнику, доставившему изложенные сведения, должно быть оказано известное доверие, так как указания эти находят себе подтверждение как в производившемся уже летом сего года дознании по обвинению вышеупомянутого рядового СПб. местной команды Губкина в доставлении государственным преступникам средств сношения с посторонними лицами, так и ввиду раскрытых производством расследования по делу 1 марта обстоятельств, именно, обнаружения у казненного государственного преступника Желябова зашифрованного письма, по разборе содержания коего не представляется ныне сомнения в том, что таковое писано арестантом в равелине».

Сведения, добытые негласным путем… Источнику, доставившему эти сведения, должно быть оказано известное доверие… Но кто же мог сообщить эти сведения в такой форме и в таком объеме? Уж, очевидно, не солдат и не жандарм! Их фамилий скрывать не стали бы.

Граф П.А. Валуев в своем дневнике, под 15 февраля 1883 года, записал: «Слышал вчера от товарища министра внутренних дел, что совершенно справедлив давнишний рассказ о том, что едва не удался побег всех арестованных из Алексеевского равелина. Один из них выдал тайну. Сторожевая команда и жандармы были переносителями и пособниками» [Валуев П.А. Дневник 1877–1884. Пг., 1919, с. 223]. Речь идет, конечно, о нашем случае. Один из заключенных выдал тайну. Но в ноябре месяце 1881 года (после увоза Бейдемана и смерти С.Г. Ширяева) в равелине было всего два заключенных: Нечаев и Мирский. Итак, выдал тайну