Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

Степанов, Андреев, Ильин, Чернышев, Яковлев, Кузьмин, Сергеев, Дм. Иванов, Шарков, Ермолин, Никифоров. К ним было присоединено и их начальство – подполковник Филимонов к поручик Андреев, обвиняемые в противозаконном бездействии власти, имевшем особенно важные последствия. Вторая группа должна была предстать перед судом по обвинению в государственном преступлении. Это – процесс студента Евгения Александровича Дубровина и запасных обер-фейерверкеров Охтинского порохового завода Александра Филиппова и Алексея Иванова; из солдат сюда были пристегнуты запасные рядовые Орехов, Колыбин, Бызов, Кузнецов. Терентьев, Юшманов, Штырлов, ефрейтор Колодкин и рядовые Дементьев, Григ. Петров, Токышев, Борисов, Архипов, Вишняков, Губкин и Самойлов. В конечном счете через суд прошло из команды равелина 4 жандармских унтер-офицера и 35 солдат.

Заседания с. – петербургского военно-окружного суда по первому процессу происходили при закрытых дверях в крепости 24 и 25 мая 1882 года под председательством ген[ерал]-лейтенанта Лейхта. Обвинял военный прокурор полковник Маслов; защищали военный судебный следователь Дзенциолл – подполковника Филимонова по его выбору – и по назначению суда кандидаты на судебные должности: Марголин – поручика Андреева, а штабс-капитаны Бобянский и Дмитриев – солдат. Оправданы были только жандармский унт[ер]-офицер Федоров, все остальные обвинены. Жандармские унтер-офицеры Леппинг, Исаков, Александров и рядовые Еф. Тихонов, Ив. Тихонов, Ильин, Чернышев, Ермолин, Попков и Никифоров приговорены, по лишении некоторых прав и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, к отдаче в дисциплинарные батальоны на три года, с переводом в разряд штрафованных. Рядовые Березин, Ульянов, Мыркин, Леонов, Вас. Иванов, Дм. Иванов, Степанов, Андреев, Яковлев, Кузьмин, Сергеев и Шарков – к тому же поражению прав и к отдаче в дисциплинарный батальон на 2 ½ года. Филимонов и Андреев приговорены, по лишении чинов, знаков отличия и всех особых прав и преимуществ, к исключению из службы и к ссылке на житье в Архангельскую губ[ернию].

23 июня осужденные солдаты были отправлены в воронежский дисциплинарный батальон. Поручику Андрееву, по ходатайству коменданта, приговор был смягчен: ссылка была заменена шестимесячным заключением в крепость, с небольшими правоограничениями и с оставлением на месте служения, т. е. в крепости. Комендант ходатайствовал и за Филимонова. Он объяснял его преступление исключительно его несметливостью, недостатком распорядительности и… ухищрениями и скрытностью нижних чинов! Но ходатайство Ганецкого успехом не увенчалось, и он был обращен в ссылку.

Второй процесс, политический, разбирался также в военно-окружном суде 3 декабря 1882 года. Все подсудимые признаны виновными и приговорены: Дубровин – в каторжную работу на заводах на четыре года, Филиппов – на пять лет, все нижние чины – к лишению прав и ссылке на поселение в Сибирь, причем Штырлов, Колыбин, Бызов, Кузнецов, Юшманов, Колодкин и Тонышев – «в места Сибири отдаленнейшие», а Орехов, Терентьев, Дементьев, Петров, Борисов, Архипов и Вишняков – «в места Сибири не столь отдаленные». Иванов отделался сравнительно легко – только тюремным заключением на 6 месяцев.

22

После катастрофы Нечаев был переведен 29 декабря 1881 года в камеру № 1 – последнее его земное местопребывание. Камера № 1 находилась в так называемом малом коридоре лицевого фасада; в этот коридор выходили три камеры; никакого сообщения между этим малым, совершенно изолированным, коридором и большим не было. В № 2 была дежурная комната жандармов, и сидевшие в № 1 и 3 находились в абсолютном, полном одиночестве, без возможности войти с кем-либо в общение. Те же, кто сидели в камерах большого коридора, могли и не догадываться о том, что кто-нибудь есть и в малом коридоре. Так и случилось: при новом смотрителе, незабвенном штабс-капитане Соколове, при абсолютно новом составе равелинной стражи, Нечаев, посаженный в камеру № 1, подвергся изоляции настолько полной, что заключенные в 1882 году в равелине народовольцы и не подозревали об его присутствии в равелине.

Нечаев точно сгинул, и только темные и зловещие рассказы ходили об его участи и об его судьбе.

Мирский оставался в № 13. Режим для того и другого первое время после катастрофы оставался без изменений. И Мирский, и Нечаев читали книги – департамент полиции по-прежнему посылал им книги, – имели прогулку, пользовались сравнительно хорошим столом. Им отпускалось по 70 коп. в день – сумма по тому времени очень большая.

* * *

В ночь с 26 на 27 марта 1882 года произошло давно, со средины шестидесятых годов, невиданное наполнение Алексеевского равелина.

26 марта 1882 года директор департамента полиции сообщал коменданту С.-Петербургской крепости о том, что «вследствие полученных министром внутренних дел высочайших указаний государственные преступники, судившиеся в феврале 1882 года в Особом присутствии Правительствующего Сената по обвинению в тяжких государственных преступлениях, как присужденные к смертной казни, коим таковая заменена по высочайшему усмотрению бессрочной каторжной работой, так и приговоренные к таковой же работе на разные сроки Особым присутствием, подлежат впредь до особых распоряжений содержанию в тюремных помещениях С.-Петербургской крепости на положении преступников, содержащихся в центральных каторжных тюрьмах». Сообщив об этом, директор департамента полиции уведомлял коменданта крепости о том, что «из числа этих арестантов: Александр Михайлов, Николай Колодкевич, Михаил Фроленко, Григорий Исаев, Николай Клеточников, Александр Баранников, Айзик Арончик, Николай Морозов, Мартын Ланганс и Михаил Тригони должны быть немедленно переведены в помещения Алексеевского равелина» и что «срок каторжных работ для приговоренных к срочным наказаниям должен исчисляться со дня получения настоящего сообщения».

Получив распоряжение департамента полиции, комендант крепости немедленно отдал и свои распоряжения. Заведующему арестантскими помещениями С.-Петербургской крепости майору Леснику он предписал «содержащихся в Трубецком бастионе осужденных преступников в числе 10-ти ночью 26 марта сдать под расписку отд. корп. жанд. штабс-капитану Соколову и из списков арестантов Трубецкого бастиона исключить».

Временно заведующему Алексеевским равелином штабс-капитану Соколову комендант предписал (№ 181, 26 марта 1882 г.) «ночью 26 марта принять из Трубецкого бастиона от майора Лесника и включить в отдельные покои названных выше 10 человек». Комендант преподавал в бумаге еще следующие наставления: «Принятие и доставление в равелин означенных преступников должно быть произведено под личною вашею ответственностью с особою осторожностью и в совершенной тайне. В такой же тайне они должны быть содержимы и в равелине, отнюдь не называя их по фамилиям. Причем для усиления бдительности за преступниками предписываю прибавить посты, один в большом коридоре и один снаружи под окнами, внушив часовым отнюдь не останавливаться: первым у дверей камеры, а последним у окна, а иметь бдительное наблюдение посредством незаметного тихого движения: в коридоре по матам, а под окнами по земле, но не по плитному тротуару, и обо всем замеченном давать знать дежурному жандармскому унтер-офицеру для доклада смотрителю».

В тот же день, 26 марта, Ганецкий обратился к начальнику штаба отдельного корпуса жандармов с просьбой о прибавке с 27 марта к жандармской команде при Алексеевском равелине шести рядовых, ссылаясь