Через вселенную - Бет Рэвис

— Нет, нет, я не об этом, — Старший кусает губу.

— А о чем тогда? Садись сюда, ко мне.

Старший остается стоять.

— Мне нужно сказать тебе одну вещь. — По его голосу я понимаю: что бы это ни было, ничего хорошего я сейчас не услышу.

— Что случилось? — спрашиваю я скрипучим шепотом, не в силах вынести его пугающего молчания.

— Это я тебя отключил.

Слышу удар собственного сердца — один, грохочущий удар — а потом из меня словно высасывает всю кровь и все чувства, я опустошена, я — лед, как раньше, я ничего не вижу, ничего не чувствую, но нет, это не так. Потому что как только я успеваю об этом подумать, я чувствую снова, чувствую все, я не вижу и не могу дышать, но я чувствую.

Чувствую ярость.

Думаю: «Я ошибалась: уж лучше не чувствовать ничего, чем это», а потом я перестаю думать».

Я что-то кричу, но даже сама не понимаю, какими словами плююсь. Я уже стою — не помню, как встала, но стою. И бросаюсь на него. Сделать ему больно — все равно как, — если получится, любая боль сойдет. Один тумак получается увесистым и смачным, но все же недостаточно сильным — он больше удивлен, хоть на скуле под глазом и расцвела ссадина. Пытаюсь достать до него пальцами — нет, ногтями, — но не успеваю, он хватает меня за запястья и отстраняет от себя. Пытаюсь лягаться, но не достаю — руки у него слишком длинные — так что мне остается только одно. Вся ярость изливается из горла.

— Прости меня, — просит Старший.

Прости? Прости? Этого мало. Я потеряла все. Все. Что. Любила. Все, о чем мечтала. Все, что делало меня мной.

— Я могла умереть, — ору я. — Я чуть не умерла!

— Я не знал, — спотыкаясь, начинает он, — что… в смысле… блин! Я не знал, что ты… и…

Мне хочется спросить почему. Вот только… никакого «почему» нет. Я вижу по его лицу. Он не хотел мне зла. Не хотел отбирать у меня единственную возможность быть вместе с мамой и папой, запирать меня в железной клетке.

Не хотел убивать меня — так, как я уже умерла для Земли.

Он просто это сделал.

Нет никакого «почему», и пути назад тоже нет.

— Но я не мог тебе не сказать.

Это меня останавливает.

Что-то внутри больно встает на место. Правда скребет по ребрам.

Папа солгал мне, когда сказал, что мне решать — лететь или нет. Выбор сделал он. Пустой контейнер для вещей — тому доказательство.

Джейсон заставил меня поверить в то, во что мне хотелось верить.

Этот корабль целиком сделан из металла и лжи, и все на нем — либо обманщики, либо обманутые.

Все, кроме Старшего.

Лицо Эми обратилось в камень, и в нем нет ни одной трещинки. С тех пор, как она оттаяла, оно ни разу не было таким неподвижным.

Стискиваю руки в кулаки в карманах. Под пальцами колются провода от насоса. Эми ожидала, что я их выброшу — я знаю… но не могу. Они оттягивают мне карман весом еще одной лжи. Но мне не победить навязчивый голос в голове, который все твердит один вопрос: сможешь ты справиться без фидуса?

И я боюсь, что ответ — нет.

Надо ей сказать. Сделать провода еще одним признанием.

Но это оттолкнет ее еще дальше.

— Когда я… когда я тебя отключал… — У меня ломается голос, словно мне опять четырнадцать, — я не знал, что Док не сможет заморозить тебя обратно. Я думал, что разбужу тебя, мы познакомимся, поговорим, ты расскажешь мне о Сол-Земле, и тогда я готов буду отпустить тебя обратно на заморозку. Я не знал, что нельзя обратно. Не знал, что это тебя почти убьет.

Я выпалил все это на одном дыхании, но слова тут же выдохлись и поблекли, превратились в бессмыслицу.

Эми молчит.

Аккуратно касаюсь скулы, чуть надавливая на то место, куда она ударила. Будет синяк. Взяла бы чуть выше, и я бы ходил с фингалом.

— Мне правда очень жаль, честное слово.

Эми глядит прямо перед собой. Не знаю, на что она смотрит — на металл, который держит ее пленницей, или на стекло, за которым перед ней расстилается Вселенная.

— Знаю, — произносит она.

Это, конечно, не совсем приглашение, но на другое надеяться не приходится. Я прислоняюсь к стене рядом с ней. В спину мне врезается железная заклепка, но мне все равно. Я, может быть, никогда уже не буду ближе к ней, чем сейчас.

Эми не отстраняется. Наверное, это хороший знак.

— Я просто хотел с тобой познакомиться. Я не знал, что разрушу этим всю твою жизнь.

Молчание.

Эми не поднимает глаз.

На двери шлюза, с краю, виднеется пятно краски — красной краски. Прощальная метка Харли.

Там, за краской, за круглым окном я вижу звезды. Кажется, снаружи так холодно и одиноко. Упираюсь руками в металл по обе стороны окна. Здесь, внутри, тоже холодно и одиноко.

— Я не хочу быть одна, — шепчу я и, лишь услышав себя, понимаю, насколько эти слова искренни.

Я больше чувствую, чем вижу, как Старший за спиной едва заметно шевельнулся. Он шагает вперед, колеблется, потом протягивает мне руку. Я не принимаю ее.

Так же, как не принял Харли.

Не отрываясь, гляжу вперед, на звезды. Интересно, был бы он сейчас здесь, если бы потянулся не к ним, а к нам?

Зажмурившись, делаю глубокий вдох, но чувствую лишь запах металла. Жизнь, которую я знала, потеряна безвозвратно. Мой воздух никогда не будет пахнуть летом или весной, настоящим дождем или снегом.

Открыв глаза, впитываю в себя все, что видел Харли перед тем, как оставил нас. Может, тайна звезд вовсе не в одиночестве.

Тянусь назад — Старший все еще рядом. И всегда был. Он берет меня за руку, но я снова высвобождаюсь.

Я еще не готова.

И все же… Если моя жизнь на Земле обязательно должна закончиться, пусть закончится обещанием.

Пусть закончится надеждой.

Я подцепляю его мизинец своим. Он сжимает мой палец, и мир уже не кажется таким холодным.

— Ты будешь со мной? — шепчу я.

— Всегда.