Кошка колдуна - Яна Горшкова

– Осталось недолго, – сказал сид, как будто ничего не произошло. – Терпите. Скоро Ставангер.

– Скоро, – подтвердил неслышно подкравшийся ярл Кетиль. – Мы входим в Хаврс-фьорд, но в сам город нам пути нет. Я высажу тебя и твоих спутников между землей и морем, туата.

– Им не дано ступать на твердую землю иначе, чем во время отлива, – проворчал сид. – Или пока их не позовут.

– Но кто может позвать сгинувших и проклятых? – Будь у неупокоенного ярла возможность, он бы сейчас точно фыркнул. – Нас давным-давно забыли. И нет конца нашему пути. Разве что…

Призрачный шепот стал почти неслышен. Мертвец смотрел на Диху с какой-то дикой жаждой, пугающей и жалобной одновременно. Сид брезгливо скривил губы, но, чуть помедлив, словно нехотя кивнул.

– Я ничего не обещал тебе, Кетиль Безносый. Назови хоть одну причину, чтобы я сделал то, чего ты так жаждешь.

– Ты ведь можешь!

– Навлечь на себя гнев асов и ванов, поспорить с твоими богами на их собственной земле?

– Это уже не их земля. Богам давно нет дела до нас, а нам – до них. А ты можешь, туата.

– Ты прав. Могу.

Кажется, здесь только я ничего не понимала. О чем просит Кетиль? На что способен Диху? В чем суть-то?

Прошка потянул мене за рукав и оттащил от сида и ярла.

– Гляди! – одними губами прошептал мальчишка. – Царица Небесная, заступница, неужто добрались?

Сквозь серое сумеречное марево проглянуло что-то такое этакое… Вроде темно-серого на просто сером.

– Горы это, – оповестил Прошка по-прежнему шепотом. – Урманские горы, значит, и земля урманская недалече уже.

– Прошенька, – тихонько спросила я. – А ты-то понимаешь, о чем они вообще?

– Тихий с умруном? Что ж непонятного, Катюха? Наш-то может зараз всех мертвяков пожечь, а им, беднягам, только того и надобно.

– А…

– Вот только сподобится али плюнет на это дело? – Мальчик зябко поежился, нахохлившись, как мокрый воробей. – Кто ж его, Тихого, разберет, что на уме у него…

Посвящать нас с Прохором в свои мысли и планы Диху, конечно, не собирался. Да и не успел бы. Берег показался внезапно, буквально выпрыгнув на нас из тумана. Киль драккара с шипением прочертил глубокую борозду по серому песку. От мягкого, но все-таки изрядного толчка я с трудом удержала равновесие.

– Прибыли, – буркнул сид, тут же оказавшись рядом. – С борта, живо!

– А… – Я оглянулась на хозяев драккара.

В тишине они стояли изломанным строем, мерцали синим огнем глаза, туман стелился и струился, оплетая иссохшие тела, ластясь к истлевшим одеждам и проржавевшим мечам. Молчали. Молчал и предводитель, глядя, словно сквозь сида, туда, на берег, ступить на который ему было не дано.

– Шевелись! – прошипел Диху, подтолкнув меня в спину так, что я чуть не кубарем повалилась с борта «Черной Свиньи».

Прошка спрыгнул сам. Следом – сид, этакой черной птицей в развевающихся одеждах.

Едва наши ноги коснулись песка, как драккар с отчетливо различимым стоном пополз обратно, туда, в туман, в море, где нет места живым, прочь от земли, где нет места не-мертвым.

Я стиснула зубы и невольно сморщилась, чтобы не зареветь. Жалко их было нестерпимо. Что же должны были сотворить эти люди, наказанные так страшно? И сколько еще им скитаться вот так? До самого Рагнарека, что ли? А если день Последней Битвы так и не наступит, что тогда?

– Прощай, ярл Кетиль Носатый из Хаврс-фьорда! – Сильный и резкий голос Диху внезапно взрезал туман, словно клинок. – Твой путь окончится здесь. Я так хочу.

Я так и не поняла, что именно он сделал. Казалось, что и вовсе ничего – просто поднял руку, раскрыв ладонь в сторону уходящего в туман корабля. Но сквозь серую пелену, смыкающуюся за хищным силуэтом «Черной Свиньи», мне померещился яркий и неуместный, возмутительно живой лепесток огня. Нет, не померещился. Один удар сердца, другой… Почему-то здесь и сейчас я не могла отсчитывать время секундами и минутами – только так, только дыханием и ударами сердца. Да, пламя взметнулось и мгновенно охватило проклятый драккар. Бездымное, но яростное, такое, что жар ощущался даже на расстоянии.

Рядом судорожно вздохнул Прошка, до боли стиснув мою ладонь.

– Почему? – справившись кое-как с чувствами, спросила я.

Диху с безразличным видом пожал плечами:

– Я же сказал. Таково мое желание.

– Но…

Да, я хотела, отчаянно хотела спросить: откуда в жестокосердом сыне Дану вдруг зародилось такое желание? Не жалость же его подвигла! Но злой зеленый взгляд отрезвил лучше давешней пощечины.

Конечно, не жалость. Откуда бы ей взяться, а? Это у сида-то, у скотины бездушной – моего дедушки в степени n+1? Совершенно невозможно.

– И куда они теперь? – вдруг деловито осведомился Прохор. – В ад, поди, али все же в чистилище, ежели по латинской вере?

– Понятия не имею. – Сид вернулся к своему всегдашнему брезгливо-сварливому тону. – Откуда мне знать, дитя? Да и не мое это дело, право.

– А мне показалось, что они теперь… счастливы, – пробормотала я.

– Почему это? – Мальчик, видимо, наверстывая долгое вынужденное молчание, не унимался: – Почему, Катюня?

Диху снова остро глянул на меня и едва заметно кивнул. Конечно же с его-то слухом он наверняка тоже различил за рокотом прибоя и свистом ветра далекое: «Там окончится путь, путь по бурному морю…»

Кеннет и Кайлих

Темное от низких туч небо навалилось огромной тушей на каменистую долину, зажатую между горной грядой и цепью высоких холмов. Оно, это мрачное небо, словно хотело почесаться об негустую еловую поросль на склонах, но места оказалось мало, поэтому оно ворочалось и бурлило снежными зарядами. И такое унылое все вокруг, ни тебе озерца, ни тебе ручейка, только камни да низкорослые, искривленные ветром деревья.

Горец не успел даже рта раскрыть, чтобы высказать свое удивление убогостью страны альфар, но Кайлих его опередила. Зычно и откровенно она поведала камням и кривым елкам, куда она засунет живую чайку этому сучьему конунгу и сколько раз провернет там противосолонь за подобные шуточки.

– Ух ты!

Однако Кеннета восхитила совсем не крепость словесная. Его папаша и покруче мог загнуть.

– Так я теперь что, и по-сидски разумею?

Неблагая тут же обозвала родича «полиглотом» и велела радоваться свежеобретенному знанию молча. И объяснила, что вредный конунг открыл им Длинную дорогу – через Тролльхейм.

– Тебе понравилось троллей рубить, дитя? У тебя этого добра теперь будет вдосталь. Рука махать устанет, – пообещала сида. – Тут этих и других тварей видимо-невидимо.