Беглецы - Нил Шустерман

— У «Санс» шансов нет.

— Нет, ну, если они разживутся хорошим тренером…

— Перехожу к левой височной доле.

Когда мне было три, у меня была нянечка. Красивая девушка. Однажды она за что-то разозлилась на сестру и несколько раз встряхнула ее. Сильно. С сестрой что-то произошло. Она так и не стала нормальной снова. Красота опасна. Может быть, красивых людей стоит отдавать на разборку раньше всех.

— Может, они в следующем году выйдут в плей-офф.

— Скорее, через год.

— Мы уже удалили слуховые нервы?

— Нет еще. Сейчас сде…

Я один. Я плачу. А к колыбели никто не подходит. Ночник погас. Мне так плохо. Я просто в бешенстве.

Левая лобная доля.

— Мне… мне… мне… как-то нехорошо.

— Левая затылочная доля.

— Я… я… я не помню, где…

— Левая теменная доля.

— Я… я… я не помню, как меня зовут, но… но. Правая лобная доля.

— Я все еще здесь…

— Правая затылочная доля.

— Я все еще…

— Правая теменная.

— Я…

Мозжечок.

— Я…

Таламус.

— Я…

Гипоталамус.

— Я…

Гиппокамп.

Медулла.

— Время?

— Три часа девятнадцать минут.

— Отлично. Я пошел отдыхать. Готовимся следующей операции.

Детонаторы спрятаны в носке, хранящемся в тумбочке у задней стенки. Если кто-то и найдет их, решит, что это лейкопластырь. Он старается не думать о том, что им предстоит. В конце концов, главный в этом деле Блэйн, поэтому, когда придет время, он сам скажет им с Маи об этом.

На сегодня у «ангелов» из отделения, в котором живет Лев, запланирована прогулка по окрестностям с целью единения с природой. На прогулку их ведет один из самых уважаемых священников в лагере. Пастор говорит так, будто каждое слово, срывающееся с его губ, истинный перл, наполненный мудростью познания. Он даже паузы между словами делает, как будто ожидая, что кто-то будет за ним записывать.

Священник ведет их к странному дереву. На ветвях по случаю зимы нет листьев. Лев, привыкший к снежным зимам, поражается тому, что и в жаркой Аризоне с деревьев облетает листва. Но в дереве, перед которым стоят «ангелы», удивительно не только это. Многочисленные ветви не похожи одна на другую — кора на всех разная как по текстуре, так и по цвету.

— Я хотел, чтобы вы увидели это дерево, — говорит пастор. — Сейчас, конечно, смотреть особенно не на что, но видели бы вы его весной! Много лет мы прививали ветви любимых деревьев к стволу. На этой ветви по весне распускаются чудесные вишневые соцветия, — объясняет он, указывая на разные сучья, — а на этой — огромные листья белого клена. Вон та взята от палисандрового дерева, на ней появляются чудесные лиловые цветы, а вон там, видите, осенью вырастают большие персики.

Ребята несмело трогают ветви, как будто странное дерево может неожиданно сгореть подобно неопалимой купине.

— А что это за дерево было изначально? — спрашивает один из них.

Священник этого не знает.

— Точно не помню, — признается он, — но это не важно. Важно то, во что оно превратилось. Мы называем его своим «маленьким древом жизни». Разве это не удивительно?

— В нем нет ничего удивительного, — неожиданно для самого себя отвечает Лев. Слова сорвались с его губ, как непрошеная отрыжка, и смысл сказанного доходит до него уже задним числом. Все взгляды обращаются к нему. Приходится срочно искать какое-то оправдание. — Ведь оно рукотворно, а значит, считая его удивительным, человек впадает в гордыню, — объясняет он. — Придет гордость, придет и посрамление, но со смиренными — мудрость.

— Да, конечно, — вспоминает пастор, — Книга Притчей Соломоновых, глава одиннадцать, верно?

— Да, — говорит Лев, — стих второй.

— Чудесные познания, — замечает священник, чувствующий себя, видимо, слегка посрамленным. — Я лишь хотел сказать, что оно очень красиво весной.

Их путь назад, к дому, где живут «ангелы», пролегает по полям и площадкам, где попадаются «трудные». В основном они занимаются спортом, чтобы попасть в медицинский блок в хорошей физической форме. Время от времени «ангелы» слышат приглушенные злобные восклицания в свой адрес, позволяющие им почувствовать себя настоящими мучениками.

Проходя мимо одного из блоков, Лев неожиданно сталкивается лицом к лицу с человеком, встретить которого в лагере никак не ожидал. Напротив него стоит не кто иной, как Коннор.

Оба шли в разных направлениях, но заметили друг друга одновременно и остановились как вкопанные, потрясенно глядя друг на друга.

— Лев?

Напыщенный пастор, проявляя неожиданную расторопность, тут же оказывается рядом и хватает Льва за плечи.

— Убирайся! — рычит он на Коннора. — Оставь его! Тебе мало того, что ты с ним сделал в прошлом?

Потрясенный Коннор наблюдает, как священник оттаскивает Льва в сторону.

— Все в порядке, — говорит пастор Льву, продолжая цепко удерживать его на пути к дому «ангелов». — Мы знаем, кто он такой и что хотел с тобой сделать. Думали, ты не узнаешь, что он находится в том же лагере. Но я обещаю, больше вреда он тебе не причинит. Его отведут в медицинский блок еще до обеда, — добавляет он, склоняясь к самому уху Льва.

— Что?

— И скатертью дорога!

* * *

В принципе, «ангелам» разрешается ходить по территории лагеря без присмотра, но только при условии, если они отправляются на прогулку в большой компании. В крайнем случае, вдвоем. Но увидеть одного, да еще и чуть ли не бегущего от одной спортивной площадки к другой — практически невозможно.

Оказавшись в доме, Лев не стал терять ни одной лишней минуты — сбежал при первой же подходящей возможности. Теперь он ищет Блэйна и Маи.

Коннора отведут на разборку еще до обеда. Как это могло случиться? Как он вообще сюда попал? Он же был в безопасности, на Кладбище. Неужели Адмирал выгнал его или он сам сбежал? Как бы там ни было, Коннора поймали и привезли сюда. И теперь Лев лишен единственного утешения — осознания того, что друзья в безопасности. Нет, он не может допустить, чтобы Коннора разобрали… но повлиять на это самостоятельно не в его силах.

Он встречает Блэйна на зеленой лужайке между столовой и зданием, в котором расположены спальни. Он занимается ритмической гимнастикой вместе с другими «трудными». Впрочем, видно, что Блэйн старается не проявлять излишнего усердия, чтобы не топать по земле слишком сильно.