Краплёная - Элеонора Мандалян

С брезгливо-насмешливым любопытством натуралиста наблюдала Катя за сменой настроений на его лице. Не спуская с нее горящих ненавистью и похотью глаз, он начал демонстративно расстегивать штаны. Она тревожно огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого.

В дверь деликатно постучали:

– Room service. Ваш ужин, господа.

Он замер на месте, грязно выругавшись. Теперь Катя смотрела на него с откровенной издевкой.

– Прими заказ, дорогой. Если не хочешь неприятностей.

Сверкнув на нее глазами, он поспешно привел брюки в порядок и направился к двери. Официант вкатил в комнату тележку, расставил на столе заказанные блюда, напитки, приборы и замер в ожидании, когда с ним расплатятся. Все это время Ломов с раздражением следил за его, не имевшими уже в данной ситуации смысла, действиями. Ему нетерпелось поскорее его выпроводить. Официант, казалось, и сам торопился уйти. Но в тот момент, когда он уже собрался выскользнуть из номера, в дверях появились двое в штатском.

– В чем дело, господа? Что вам угодно? – возмутился Ломов. – По какому праву…

– Федеральная Служба Безопасности, – бесстрасным металлическим голосом проговорил один из них, человек лет пятидесяти, с ели заметной проседью в коротко стриженных волосах, и выставил вперед удостоверение майора ФСБ. – Ваши документы.

– Какого дьявола вы врываетесь в чужой номер? Это самоуправство! – брызгал слюной несостоявшийся любовник. Но документы майору протянул.

– Ломов, Виталий Аркадьевич, 1965 года рождения, – вслух прочел тот, бросив выразительный взгляд на напарника. – Могу я взглянуть на ваши документы? – совсем другим – вежливым, тоном обратился он к Кате.

– Разумеется. Вот, пожалуйста.

– Синди Свэб. Французская подданная. Благодарю вас, мадемуазель. – Он вернул ей паспорт. – Как долго вы здесь пробудете?

– Недели две.

– Если не возражаете, мы пригласим вас на днях для дачи показаний.

– Нет проблем. Буду рада помочь, чем смогу.

– А вам, гражданин, придется пройти с нами.

– Что?! С какой стати? Я глава крупной торгово-посреднической компании «Контакт», – заносчиво заявил Ломов. – Я исправно плачу налоги и не нарушаю законов. Я…

– Ваше настоящее имя Зайцев, Станислав Иванович, не так ли?

Ломов заглох, как пулемет от угодившей в него гранаты. Глаза его, спрятав-шись за амбразуры прищуренных век, беспокойно бегали по лицам присутствующих.

Кате казалось, что она сидит не на кровати, а в первом ряду партера, на заключительном акте пьесы, созерцая воплощенный в лицах и образах задуманный ею сюжет. Сложив руки на коленях и слегка откинув назад увенчанную бронзовыми локонами головку, она с живым интересом наблюдала за происходящим.

– Не понимаю, о чем вы. Это какая-то ошибка, – с впечатляющим замеша-тельством проговаривало свою реплику ее главное действующее лицо. – Я не знаю никакого Зайцева. Мои документы у вас в руках. Я – Ломов!

И тут дула его перебегавших от лица к лицу глаз нацелились на Катю и замерли. Почти минуту длилась безмолвная дуэль их взглядов. Сквозь медленно расширявшиеся черные дыры зрачков Катя проникла в хаос его взбудораженных мыслей: «Откуда они могли узнать мое подлинное имя? Прошло уже столько лет, и ни одна собака не догадывалась, что я… Нет, одна собака все-таки догадалась. Как же мне сразу не пришло это в голову! Ведь если она вычислила моего отца, значит она знает его фамилию. Нашу фамилию! Вот откуда подул ветер! Вот кто продал меня и заложил. Теперь понятно, зачем она заманила меня в свой номер и не испугалась открыть свое подлинное имя. Это она навела на мой след фээсбэевских ищеек. И теперь с иезуитским спокойствием созерцает содеянное, упиваясь своим триумфом.»

Сжав кулаки, он двинулся на Катю:

– Прежде чем они заберут меня, я сверну тебе шею, проклятая шлюха. Мне терять нечего.

На него навалились сразу с двух сторон, взяли в железные тиски, заломили руки. Щелчок, и на запястьях, холодя кожу и сердце, сомкнулись наручники.

– Не советую оказывать сопротивление, – с невозмутимым видом предостерег майор. – И не пытайтесь бежать. Все выходы из гостиницы под контролем моих людей.

– Я с тобой расквитаюсь по полной программе, можешь не сомневаться, – прорычал Ломов сквозь стиснутые зубы, подталкиваемый к двери.

– Конечно, mon cheri. Когда вернешься из «санатория». Обещаю дождаться тебя и завершить наше прерванное рандеву, – уже ему в спину проникновенно проворковала Катя.

Дверь захлопнулась. Она осталась одна. Перевела дух. Глубоко и тяжко вздохнула. Только облегчения почему-то не почувствовала. Сейчас, разделавшись, наконец, со своим главным и последним врагом, Катя, к своему удивлению, обнаружила, что испытывает к нему почти жалость. Не торжество победы, а угрызения совести. Она бросила взгляд на стол. Вид шикарного ужина, заказанного и оплаченного Ломовым, лишь еще больше испортил ей настроение.

Катя вспомнила, что с утра ничего не ела. Не пропадать же добру, решила она, подсаживаясь к столу и расстилая на коленях салфетку. Не поскупился в предвкушении долгожданного тет-а-тет ее злосчастный ухажор. Чего тут только не было! Помимо омаров и черепашьего супа, дорогое вино и текилла, красная и черная икра, креветки, миноги, осетрина.

Вооружившись ножом и вилкой, она доверху наполнила деликатесами свою тарелку… и не смогла заставить себя хоть что-нибудь положить в рот.

«Не время предаваться чревоугодию, – подала голос та, что внутри. – Твой Ломов, как только придет в себя от шока, примется закладывать тебя. Со всеми потрахами, припомнив все твои художества.»

«Ну, допустим, он ничего не сможет доказать. Я нигде не наследила.»

«Для них будет вполне достаточно узнать, что Синди Свэб и некто Екатерина Погодина – одно лицо. Начнется расследование. Он подловит тебя на том же, на чем ты подловила его.»

«Не думаю, что ему это выгодно. Ведь тогда к сроку за спекуляцию оружием ему добавят еще и статью за убийство.»

«Разумеется. Но это вряд ли смягчит твою собственную вину.»

На то, чтобы побросать несколько шмоток в саквояж, ушло всего несколько минут. Сдав номер, Катя беспрепятственно вернулась домой. Здесь она первым делом искромсала ножницами свой паспорт на имя Синди Свэб и устроила из него на столе маленький костер.

Задумчиво глядя на завораживающий танец огня, Катя с легкой грустью проговорила:

– Спасибо за услугу, Синди. Ты была чертовски соблазнительной штучкой! Мне даже немного жаль расставаться с тобой. Но, увы, ты становишься опасной. Прощай.

«Удивительно, – пожаловалась она той, другой, – осуществленная месть приносит оказывается не столько удовлетворение, сколько пустоту. Как будто из жизни исчезла цель, и не к чему больше стремиться…»