Краплёная - Элеонора Мандалян

– Двадцать тысяч.

– Ты чего, спятила?… За что?

– Ты оказала мне услугу. Ты рисковала ради меня своей жизнью. Все по справедливости. Бери, не стесняйся. Это твоё.

Рыжая то бледнела, то краснела, силясь осмыслить происходящее, предста-вить себя обладательницей такой невероятной суммы, какую она и в руках-то никогда не держала.

– Но если ты начнешь тратить их только на конфеты, отберу обратно, – строго предостерегла Катя. И многозначительно добавила: – Можешь считать это моим свадебным подарком.

Раздался звонок в дверь.

– Кого черти несут? – насторожилась Рыжая. – Валерка до пяти на занятиях. Ты здесь. А больше некому.

– Пойду взгляну. – Катя скрылась в передней.

А через минуту в комнату вошел мужчина в форменной одежде с двумя объемистыми бумажными пакетами в руках.

– Давайте сразу на кухню, – командовала Катя. – Вон туда. Спасибо. – Она сунула в руку рассыльному чаевые и заперла за ним входную дверь. – Ну вот теперь, подруга, по всем правилам отметим твое счастливое возвращение. Айда за стол!

Вернувшись домой, Катя долго сидела перед телефонным аппаратом прежде чем уговорила себя снова набрать парижский номер. Андрэ поднял трубку.

– Звоню узнать, bien-aime, где вы шляетесь по ночам.

– Ясное дело где, по барделям.

– Как, по всем сразу?

– Зачем же. Согласно составленному расписанию, в день по одному. А то как-то обидно сидеть в четырех стенах, зная, что тебя в это время дома нет.

– Хочешь чтобы я поверила, что ты делаешь это мне в отместку?

– Ну что ты. Просто я решил переквалифицироваться в журналисты, и беру у девочек интервью. А эти парижанки такие словоохотливые! Как заведутся…

– А чем ты занимаешься днем? – попыталась сменить тему Катя.

– Высыпаюсь и жду, когда наступит вечер, – последовал холодный ответ.

Они снова разговаривали как враги.

– Ты даришь мне приятные воспоминания о нашей первой встрече в купе, – съязвила Катя.

– Ладно. Тогда давай поговорим о тебе. Как твои ночные вояжи?

– О, они завершились полной моей победой.

– Рад слышать. – Его голос стал совсем отчужденным. – Твой бывший босс окончательно потерял от тебя голову.

– Мой бывший босс отныне пребывает там, где ему положено быть – на нарах.

– Иди ты! – оживился Андрэ. – И ты приложила к этому руку?

– Entendu. Не зря же я так старалась.

– Как тебе это удалось?

– История длинная и не для телефона. Но рассказать страсть как хочется.

– Что у тебя следующее по плану? И не мешает ли наш разговор его успешно-му осуществлению?

– Андрэ! Я ужасно по тебе соскучилась, – не выдержала Катя и почувствовала, как запылало ее лицо.

– Да не может такого быть! Это не в твоем стиле.

Он продолжал язвить, а у нее почему-то вдруг перехватило дыхание и слова, как кость, застревали поперек горла.

– Извини, – хрипло выдавила она и дала отбой.

Он не перезвонил. Кате не удалось уснуть до самого утра. Она снова и снова перебирала в памяти всю свою жизнь, с детства и до последнего дня. И поняла вдруг, что самыми ценными в ее жизни были те десять дней, проведенные с Андрэ. Ничто больше – ни злая радость осуществленной мести, ни силой и обманом добытое богатство – не наполняли и не грели ее душу так, как ласки и внимание этого чело-века, нежданно ставшего таким нужным ей и желанным. Человека, предложившего ей всего себя. Но Кате казалось, что личное подождет, что главное для нее сведение счетов. Увы, Андрэ не вещь, которую можно до поры до времени засунуть в ящик. Он не пожелал оставаться там, не пожелал ждать. И правильно сделал. Поделом ей, самоуверенной, шизофреничной дуре. Ее удел выть на луну в полном одиночестве, ненавидеть всё и всех, и в первую очередь самою себя.

«Ну что ж, – мрачно усмехнулась ее бессменный оппонент. – Пусть это будут те Десять дней, которые потрясли мир – твой мир, дорогая. По крайней мере будет что вспомнить на старости лет.»

«А пошла бы ты…» – рассердилась Катя и, укрывшись с головой одеялом, повернулась к стене, чтобы не видеть восходящего солнца.

Она уже успела с утра разбить свою любимую чашку, поругаться с куда-то запропастившейся сковородкой и обозвать тупицей кухонный нож, когда зазвонил телефон. У Кати не было никакого желания не то что с кем-то разговаривать, но и разжимать рот.

– Слушаю, – мрачно буркнула она.

– Bonjour, mademoiselle Grillon. Как поживаете? – Голос Андрэ, говорившего к тому же по-французски, звучал непривычно официально. И, чтобы не дать ей возможность разразиться очередными колкостями или того хуже швырнуть трубку, он поспешил добавить: – Я звоню из офиса. Рядом со мной мсье Шарль Доре, президент нашей фирмы. Его очень заинтересовал ваш дом в историческом центре Москвы. Это именно то, что мы ищем. И он готов заключить с вами долгосрочный договор на его эксплуатацию в качестве нашего филиала в России. Как вы на это смотрите, Кэтрин?

От неожиданности Катя растерялась и не знала что ответить.

– Ало, Кэтрин! Вы слышите меня?

– Да, Андрэ. Я думаю… я думаю, это стоило бы обсудить подробнее. И не по телефону.

– Entendu, mademoiselle! Entendu! – с вежливой жизнерадостностью посторон-него воскликнул он. И добавил уже по-русски: – Я сразу же, как приехал, рассказал боссу о твоем чудо-доме. Но мы вынуждены были ждать, пока ты освободишься.

– Очень мило с вашей стороны.

– Мы могли бы вылететь в начале следующей недели.

– Нет проблем.

– Отлично, Кэтрин. Тогда договорились. Я еще позвоню. Adieu!

Она продолжала держать трубку в руке, слушая монотонную музыку коротких гудков, и в то же время не слыша их. В голове козленком скакала лишь одна мысль: Он приезжает! Он снова будет здесь!

Следующие несколько дней прошли для Кати в бегах и заботах. Она наняла двух женщин из бюро «Добрых услуг» и заставила их вылизать квартиру на Смоленской и Купеческий дом – от чердака до подвалов. Она снова часами пропадала в салонах красоты и в дорогих магазинах, пополняя свой гардероб последними моделями самых престижных «Домов». А по вечерам выискивала на интернете заново отстроенные или реконструированные храмы, изучала туристические проспекты, репертуар московских театров и концертных залов, выставочные программы музеев и так далее.

Андрэ, вопреки своему обещанию, не спешил перезвонить. Продолжает наказывать или окончательно и бесповоротно охладел? – ломала голову Катя. Ее снова точил изнутри червячок, насколько бескорыстен по отношению к ней Андрэ, не руководят ли им меркантильные цели.