Северная сторона сердца - Долорес Редондо

о помощи. Джонсон захватил с собой ноутбук с резервным блоком питания. Когда Амайя сдалась, придя к выводу, что никак не сможет в ближайшее время связаться с Американской страховой ассоциацией по обычным каналам, она попросила Джонсона проверить, работает ли электронная почта.

— Теоретически должна. Интернет распространяется по спутниковой связи, однако если наземные ретрансляторы выходят из строя, письма накапливаются, не поступая в почтовый ящик адресата. Интернет работает очень медленно, но кое-где он, кажется, есть. Напишите письмо и отправьте, и как только мы окажемся в зоне, где есть рабочие ретрансляторы, сообщение уйдет. К сожалению, я не могу гарантировать, что удача улыбнется вам и вы быстро получите ответ.

Амайя набрала сообщение начальнику штаба ассоциации и перед отправкой дала прочитать его Дюпри. В письме она запрашивала информацию о данных застрахованного лица, к которым инспекторы получали доступ, о работе инспекторов и о возможности их присутствия в районе, где произошла катастрофа. В первую очередь ее интересовали лица от пятидесяти до шестидесяти лет с тремя детьми. Она еще раз проверила наличие связи, в отчаянии оглядевшись по сторонам. В этот момент Дюпри заметил, что с Шарбу явно что-то не так. Он молчал с тех пор, как они высадили его тетю, глядел вдаль и односложно отвечал на замечания коллег. Сейчас они проплыли мимо трупика белой кошки; кто-то повязал ей на шею синий бантик. В тот день они повидали много всего — разрушения, хаос, мертвую семью Сабин в гостиной, обращенную ногами к Миссисипи, — но почему-то именно эта несчастная белая кошка с синим бантом довела Шарбу до отчаяния. Он глухо застонал и обратился к команде, не имея в виду кого-то конкретно:

— Мы его не поймаем, это невозможно. Мы добирались сюда из Джефферсона несколько часов, притом что в обычное время покрыли бы это расстояние за пятнадцать минут. Композитор может сейчас быть в Лейквью или в Кеннере. Сколько времени нам понадобится, чтобы оказаться там? Половина дорог, которые были проходимы еще утром, теперь затоплены, не считая упавших деревьев, проводов, плавающих автомобилей и мусора, невидимого под водой…

Дюпри не повысил голоса и лишь подался вперед, заставляя остальных сделать то же самое, чтобы шум мотора не мешал услышать его.

— Думаю, у Композитора те же проблемы, что и у нас, — весомо сказал он. — Возможно, ему тоже пришлось плыть на чем-то, однако я считаю это маловероятным. Когда он добрался до Джефферсона, по воде все еще можно было пройти пешком, и я почти уверен, что именно так он и сделал. Теперь обстоятельства изменились. Думаю, убийца выберет своих жертв из тех, кто окажется ближе всего к пути отступления. Он не может рисковать, что спасатели обнаружат его в тот момент, когда он будет занят своим делом. А вы что думаете? — спросил Дюпри Джонсона, который разворачивал карту.

— Я согласен. Катастрофа затрагивает всех нас в равной степени. Если у Композитора был план, ему, скорее всего, придется изменить его. В любом районе найдется подходящая для него семья, но даже если, допустим, в Кеннере обнаружится несколько семей, соответствующих его профилю, он не пойдет на окраины — зачем? В городе для него сейчас настоящий шведский стол. Инстинкт заставит его оставаться в наиболее безопасном месте, где в случае необходимости можно получить помощь. Как бы велико ни было его искушение устроить массовую бойню, он тоже своего рода жертва обстоятельств, как и мы. К тому же нельзя забывать, что он ранен. — Джонсон поднял палец над картой и указал на несколько точек. — Думаю, он останется во Французском квартале, где-нибудь здесь — на Френч-стрит, недалеко от Треме и от Канал-стрит, Мэгэзин-стрит или Джексон-сквер. Если он использует эти места в качестве отправной точки, то вернется туда же. У него должно быть место, где перекантоваться, а если его нет, он будет искать его, как и мы.

— Я вас не понимаю, — сказал Шарбу. — Кругом полный хаос, нет ни воды, ни света, скоро будет трудно найти бензин… Когда стемнеет, мы окажемся в каменном веке. Думаю, надо начать спасать людей, а не просто кружить в ожидании новой стрельбы.

Этого Дюпри и боялся; он замечал яростные взгляды полицейского, когда они проплывали мимо домов, где потоки грязной воды уносили прочь чьи-то вещи. Агент видел, как сжимаются челюсти Билла, когда он увидел группу женщин с детьми на руках — они стояли на мосту и умоляли, чтобы их кто-нибудь снял. Дюпри видел, как Шарбу медленно закипает и скрежещет зубами, особенно с тех пор, как Океанетта покинула лодку.

Напарнику ответил Булл:

— Ты же знал, в чем состоит наша миссия; мы делаем важное дело. Пострадавшими займутся другие, помощь скоро придет.

— Серьезно? — вскинулся Шарбу. — И где же она? Я только и слышу, как люди зовут на помощь, а помощь не придет, пока мы здесь. Не для этого я стал копом. — Его последние слова звучали как приговор.

Амайя, сидевшая в «Зодиаке» напротив Шарбу и до этого мгновения молчавшая, наклонилась вперед и коснулась его руки. Его темная кожа, покрытая капельками пота, резко контрастировала с ее бледными пальцами.

Казалось, прикосновение другого человеческого существа мгновенно обезоружило Шарбу. Сжатые в кулаки руки разжались, напряженно стиснутые челюсти расслабились. Дюпри был уверен, что он вот-вот что-то скажет, но его слова унес ветер; он глотал воздух и молчал, глядя на Амайю широко раскрытыми глазами.

Она заговорила, и голос ее был тверд:

— Мы здесь для того, чтобы не позволить убийце лишать людей права на жизнь. Те, кто выжил, — дети урагана. Если «Катрина» не убила их, никто не имеет на это права. Мы не можем позволить Композитору превратить их борьбу за выживание в тематический парк Армагеддона.

Дюпри кивнул, зная, что она победила. И дело не только в словах. Так было всюду, где человеку приходилось выживать, от полей сражений до лагерей беженцев, от госпиталей до инкубаторов для новорожденных в родильных домах. Когда истина подвергается сомнению, когда приказы теряют смысл, когда усталость завладевает душой и телом, когда приходится выбирать: бороться или сдаваться… Нигде не существует более убедительной силы, чем сила простой человеческой близости.

* * *

Официально закат в Новом Орлеане наступал в 19:24. В последние полчаса облака на западной стороне неба окрасились в поразительно яркие розовые и фиолетовые тона. Закат был так неуместно прекрасен, что забыть его было невозможно. Но когда последний свет на горизонте погас, предсказание Шарбу сбылось и Город джаза погрузился в каменный век. Им нужно было немедленно найти укрытие, чтобы заночевать. Большинство вывесок с названиями улиц исчезли, и хотя первоначальная цель состояла в том, чтобы добраться до Флорида-авеню, они выбрали улицу, которая могла