Северная сторона сердца - Долорес Редондо

быть Дорженуа или Рочблейв. Булл вел лодку и гудел в клаксон, звук которого быстро терялся в ночи. Они подплыли к одному из домов, чей первый этаж целиком ушел под воду. Строение выглядело пустым, но надежным, и они могли без труда проникнуть внутрь через окно второго этажа. Чтобы убедиться в этом, завернули за угол, освещая фонарями стену и шаря по воде в поисках любых признаков жизни. Булл осторожно вел лодку.

— Кажется, там кто-то есть! — воскликнул Джонсон.

Булл поднял весла и направил лодку к тому месту, куда указывал Джонсон. Лучи их фонариков метались по темной стене. Задняя дверь дома была приоткрыта — достаточно, чтобы они увидели чью-то высунутую руку, вцепившуюся в доску.

— Я вижу его! Здесь человек!

«Зодиак» подплыл ближе. Джонсон и Шарбу схватили торчащую из воды дверь и с силой дернули, но безрезультатно — дверь наглухо заклинило. Скорее всего, мешали грязь, камни и ветки, которые принесла вода. На помощь полицейским пришел Дюпри. Вместе они потянули изо всех сил, и дверь наконец уступила, потом еще немного, пока не открылась полностью. Рука, торчавшая из щели, бессильно шлепнулась в воду. Когда лодка немного отошла в сторону, из дома выплыл мертвец, скользнув по воде между фасадом дома и «Зодиаком». Это был немолодой человек — Амайя догадалась об этом по седым волосам и бороде; белесая, распухшая от воды кожа мало что могла рассказать о возрасте. Вероятнее всего, он умер прошлой ночью в разгар урагана, а живущие в воде бактерии и жара, усилившаяся в течение дня, сделали все остальное. Мужчина был бос, на нем были синие джинсы; белая футболка задралась, обнажив бледный живот, посиневший от разложения. Надпись красными буквами на футболке гласила: «Лучший отец в мире».

В этот момент Амайя внезапно вскрикнула. Все обеспокоенно уставились на нее. Она прикрыла рот обеими руками, словно пытаясь удержать внутри всю свою боль. С перекошенным лицом и полными ужаса глазами Саласар смотрела на то, как поток воды уносит тело прочь. Прежде чем кто-либо успел среагировать, даже просто подумать, Амайя спрыгнула в воду. Ее ноги коснулись мягкого грунта — скорее всего, размякшей садовой земли. Все закричали, призывая ее вернуться, но она упрямо двинулась вперед, едва различая путь из-за слез и грязной воды, попавшей в глаза. Пересекла соседний двор и вышла на заднюю сторону улицы, мысленно порадовавшись, что надела плавучий бронежилет, а не тот, что носила обычно. Булл вел лодку, следуя за ней, но садовая изгородь, выглядывающая из воды, вынудила его отстать. Тогда он заставил «Зодиак» отплыть на пару метров назад, а затем свернул, двигаясь в сторону нужной улицы. Шарбу собирался прыгнуть в воду, но Дюпри остановил его:

— Подождите.

— Но… — недоверчиво начал тот.

— Сказал же, подождите.

Амайя догнала тело и коснулась его руки — возможно, той самой, которая в момент гибели уцепилась за дверь. Это был крупный, сильный мужчина. Даже в воде труп оказался слишком тяжел, и ей не удавалось оттащить его обратно в дом. Она в отчаянии огляделась.

— Амайя, ты ничего не можешь сделать, он мертв! — крикнул Шарбу из «Зодиака».

Но она будто не слышала. Залитые слезами глаза снова уставились на надпись на футболке. «Действительно ли этот человек был лучшим отцом в мире?» — спросила она себя. Голос двенадцатилетней девочки внутри нее откликнулся: «Достаточно того, что кто-то так думал».

Амайя расстегнула пряжку у него на ремне, потянула и вытащила его из джинсов. Затем, продев ремень в петлю и ухватив конец, подтащила тело к дорожному знаку и пристегнула. Если этот человек был хорошим отцом, значит, где-то есть сын или дочь, готовые поплакать у него на могиле, — и надо дать им такую возможность, а не позволять течению унести тело. На некоторое время Амайя замерла рядом, пытаясь прочесть молитву: «Отче наш Отче наш Отче наш Отче наш Отче наш». Но вскоре сдалась, понимая, что не в силах перестать повторять про себя надпись на футболке.

— Какого черта она делает? — воскликнул Шарбу.

Дюпри собирался ответить, но Джонсон опередил его:

— Прощается с отцом.

Булл и Шарбу переглянулись.

— Отец Саласар скончался прошлой ночью. Ей позвонили, чтобы сказать, что он совсем плох, и просили вернуться. Мы тогда как раз выезжали в Новый Орлеан. А сегодня утром позвонили еще раз и сообщили, что он умер.

— Не могу поверить, что она отказалась вернуться. Это совсем на нее не похоже.

— Она решила остаться с нами. И нечего осуждать ее; все мы принимаем решения, правильность которых может показать только время. У вас, например, недавно чуть не случился нервный срыв. На мой взгляд, Саласар отлично справлялась, но вполне естественно, что в какой-то момент надпись на футболке или утонувшая кошка заставляют человека задуматься о том, не послать ли все к черту.

Шарбу не стал ничего отвечать на это и только кивнул, не сводя глаз с Амайи.

— Вы считаете, мне не стоит за ней прыгать?

— Прыгайте, — сказал Дюпри. — Только подождите минутку.

* * *

После этого они отыскали еще один большой дом в двух улицах западнее. Убедившись, что он пуст, взломали окно на втором этаже и залезли внутрь. Они чувствовали себя немного странно, впервые за много часов вступив на твердую поверхность. На лестнице, ведущей на первый этаж, стояла вода, которая доходила до дверного косяка. Наверху были три спальни в приличном состоянии и ванная комната, в которой вода выплеснулась из унитаза, образовав вонючую лужу. Джонсон закрыл дверь, пока Билл и Булл осматривали помещения и маленькую, забитую барахлом мансарду без окон. Стояла жара, воздух внутри был сырым и пах илом; и все же они были благодарны за возможность выпрямить спину, снять жилет и вздохнуть чуть более расслабленно. Кроватями решили не пользоваться — казалось вполне законным использовать чей-то дом в качестве убежища, но кровати по-прежнему хранили следы его обитателей. Взяв подушки и одеяла и положив их возле стены, все расположились на полу комнаты, через которую проникли в дом. Это было единственное помещение с открытым окном. Снаружи царила кромешная темнота, не было видно даже звезд. Вертолеты перестали летать, и единственным доносящимся сюда звуком был скрип древесины, пропитанной грязной водой, и дыхание пяти человек, отчетливо различимое в темноте чужой спальни. После раннего завтрака в пожарной части они целый день ничего не ели, кроме пары шоколадных батончиков. Поэтому все были рады, когда, разобрав предназначенную на вечер провизию, наконец смогли поужинать. Все улыбались, немного воспрянув духом.

Джонсон повернулся к Амайе.

— Я весь день ломал голову над тем, почему мне показалось таким знакомым название вашего