Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин

Еще я знаю, что вы близко столкнулись со смертью. Вы носите ее за плечами, уж простите за высокий стиль!.. Вам выпал незавидный жребий, но, несмотря на это (а может, благодаря этому), вы живете, как не живет никто из тех, кого я знала и знаю. Когда вы просто идете мимо, я буквально слышу, как что-то в вас кричит: «Я живой!» или «Сегодня я не умру!» От вас исходит невероятная энергия жизни, и большинство окружающих это чувствуют. Некоторые люди могут даже не видеть вас, но они все равно знают, что вы рядом, что вы движетесь к ним навстречу, потому что что-то в их душах непроизвольно откликается на то, что есть в вас.

Нет, как я ни старалась, мне не удалось найти правильные слова, чтобы описать эту вашу особенность. Да, вы несете людям надежду, несете любовь, но это все-таки не совсем то… Слова «любовь» и «надежда» не могут в полной мере передать то, что есть в вас, не могут описать вас, а других слов я подобрать не сумела. Быть может, ваша жена знает, в чем же ваш главный секрет. Быть может, она даже открыла бы мне его, но, к сожалению, мне так и не удалось с ней поговорить.

Ну вот я и проболталась… Да, вчера вечером я навещала вашу жену, надеюсь, вы на меня за это не в обиде. У нее в палате не было света, только мигали лампочки на кардиомониторе, и я подумала, что это и есть свет ее сердца, который указывает мне путь. Я долго сидела рядом с миссис Мэгги, держала ее за руку и плакала, плакала без конца.

Профессор, я клянусь, клянусь всем самым дорогим: если бы я могла поменяться с ней местами, я бы это сделала. Да я разделась бы и перед самим дьяволом, лишь бы чем-то помочь вам и миссис Мэгги, но, к сожалению, жизнь устроена не настолько просто.

У меня самой душа начинает кровоточить и рваться на части каждый раз, когда я вспоминаю о клинике, в которой побывала, когда я думаю о том, что́ я сделала с моей неродившейся дочкой и что́ судьба сделала с вашим сыном. Это никуда не исчезнет, никогда не забудется. В мире стало на две могилы больше, и отменить этот факт, зачеркнуть его невозможно. Его можно только оставить в прошлом, и я сумела это сделать, чтобы жить в настоящем. И все благодаря вам! Я долго носила с собой таблетки, полный флакон сильнодействующих таблеток, но не приняла их, потому что вдруг появились вы, подошли и вдохнули в меня жизнь, хотя я вовсе не хотела жить, а хотела только проглотить лекарство и уснуть навсегда.

И еще одно, профессор… Вы, наверное, об этом даже не задумываетесь, но вы познакомили меня со мной. И за это я вам тоже очень благодарна. Нам просто необходимы такие люди, которые спорят с Богом, даже оказавшись на дне глубокой канавы, потому что все остальные либо слишком боязливы, либо слишком горды. Признаюсь честно, мне не очень нравится человек, которого я вижу по утрам в зеркале, и все же я начинаю понемногу понимать: та, чьи глаза спрятаны за темными стеклами, все же стоит того, чтобы узнать ее получше.

И когда-нибудь настанет день, когда я сумею снять свои черные очки.

Ваша К.»

Аккуратно сложив письмо, я снова убрал его в конверт и только потом сообразил, что стою в трусах перед собственным крыльцом. Ноги у меня совершенно закоченели, и я поспешил вернуться к камину и к Блу. Там я снова достал письмо Кой и перечитал его еще пять раз. Когда угли в очаге подернулись серым пеплом, я сунул ноги в новые сапоги, взял с пола свой спальный мешок и вышел во двор. Сев за руль пикапа, я завел двигатель и, не зажигая фар, не спеша поехал к реке. На обрыве я остановился, вышел из кабины и, перебравшись в кузов, лег, закутавшись в спальник и прижав к себе Блу. Этой ночью я не стал считать звезды. Мои глаза были полны слез, и звезд я почти не видел.

Утром первого января я принял душ, а потом почти весь день просидел на веранде. Я думал, иногда дремал, раскачивался в качалке и мечтал о горохе с ветчиной и томатами, который Мэгги всегда готовила на Новый год. Я только никак не мог решить, действительно ли мне не хватает самого блюда – его запаха, вкуса или одного только предвкушения, – или же мне важнее видеть, как Мэгги в фартуке и с муко́й на лице и в волосах хлопочет в кухне у плиты. В общем, чего-то важного мне совершенно точно недоставало, и это было обидно.

Думал же я в основном о Пинки. Кому-то может показаться странным, что в первый день Нового года я размышлял о какой-то свинье, но это было именно так. Наконец я набрался смелости, встав с качалки, перемахнул через перила веранды и твердым шагом направился к амбару. Теперь или никогда, думал я, стараясь укрепить свою недавно обретенную решимость.

У входа в амбар я подобрал ведро, наполнил его кукурузой и смело подошел к загону. Как и следовало ожидать, Пинки свирепо хрюкнула и прижалась к ограде как можно дальше от входной дверцы.

– Тихо, девочка, тихо… – проговорил я, показывая Пинки ведро с кукурузой. – Похулиганила, и будет. Давай-ка лучше познакомимся с тобой поближе, не возражаешь?

Пинки фыркнула, жидко испражнилась и, движением хвоста размазав фекалии по бокам, лягнула доски задними копытами.

Не отводя от нее взгляда, я вошел в загон и, поставив ведро с кукурузой, опустился на корточки напротив свиньи.

– Сама подумай, сколько времени я тебя кормлю? – проговорил я самым миролюбивым тоном. – Три года? Четыре? И все это время я тебя не только кормил, но и всячески о тебе заботился. Посмотри-ка на этих симпатяг… – Я показал на десяток поросят из последнего помета Пинки. Они появились на свет всего две недели назад и сейчас осаждали мать в надежде добраться до ее отвислых, набрякших молоком сосков. – Это я позволил тебе обзавестись потомством. Теперь здесь полным-полно свиней, и все потому, что я кормил и продолжаю кормить всю вашу ораву, а ведь это стоит мне денег, и немалых. Посмотри хотя бы на себя! Ты же просто какой-то пылесос в свином обличье – только и делаешь, что жрешь, сколько тебе ни дай.

Я похлопал ладонью по ведру и высыпал на землю перед собой три или четыре кукурузных зернышка.

– Сегодня, – торжественно объявил я, – в наших отношениях наступает новая эра. Отныне мы с тобой будем друзьями. – Я снова похлопал по ведру. – Ну, иди сюда, потрясем ушами и потремся носами – или что там принято делать, когда человек и свинья становятся друзьями навек. Иди сюда, Пинки, я почешу тебя за ушами…

Пинки громко презрительно фыркнула, и из ее носа вылетел крупный комок слизи.

– Нет, так не пойдет, – проговорил я, вытирая лицо рукавом. – Я же тебе по-человечески объясняю: подойди поближе, и я почешу тебе не только за ушами, но и загривок, и спинку. А фыркать… фыркать на меня не надо, так ты ничего не добьешься. Иди ко мне, Пинки, и увидишь, как приятно тебе будет!

Пинки нервно метнулась в сторону, потом снова отпрянула назад, ненароком отшвырнув в сторону пару присосавшихся к ней поросят. Дети Пинки были так же грязны, как и она сама, а запах!.. Нет, подумал я, все-таки придется разориться и выложить энную сумму за мойку высокого давления. Заодно можно будет мыть и машину.