Аллегро - Владислав Вишневский

По ходу перечисления программы, Венька кивал головой, часть музыкантов тоже с интересом прислушивалась…

— А завтра?

— А завтра по плану выходной, — продолжил перечисление плановых этапов Сёма. — А послезавтра…

— Про послезавтра пока не надо… — остановил Венька. — Спасибо, маэстро. — Повернулся к Саньке. — Вот видишь! Всё складывается: сегодня с нами, а завтра развернёмся… Идёт?

— Нам надо отметиться, наверное.

— Отметимся.

— А мой воспитатель?

— Воспитатель? — переспросил Венька, он уже и забыл про него. — А, — оборачиваясь, воскликнул. — Воспитатель, Лёва! — небрежно пожал плечами. — А что с ним? С ним всё в порядке, я думаю. Сейчас выясним. Девочки, Лёва, — громко позвал он. — Как там дела на галёрке? Как настроение?

— Всё нормально, товарищ командир, — дружно ответили ему девичьи голоса с «галёрки». — Весело! Лёва вообще классный дядечка! Конфетка!

— У рокеров нет вопросов! — блаженствуя, подтвердил и Лев Маркович.

— О, видал, уже светлеет! — заметил Венька. — А говорили — тёмный!

В предконцертной эйфории быстро прошла часть дня. И так называемый заезд в гостиницу, как обещал Сёма Вайншток, и сам обед, и лёгк… нет, вот лёгкого отдыха практически не было. Вместо него ребята с интересом выглядывали в окна с двадцать восьмого этажа, болтались по номерам, бренчали на гитарах, распаковывали чемоданы, доставали концертную одежду и прочее… Радовались приезду, встрече с Санькой, себе самим, началу гастролей, веселились… И оглянуться не успели, как Сэм уже объявил о поданном автобусе… Так же, гурьбой, но уже в несколько нервозном, предконцертном состоянии поехали на «точку». И Санька, конечно, поехал, и Лев Маркович.

Интересный момент, Лев Маркович, нужно ему отдать должное, попытался было напомнить о своих погонах и цели своего «высокого десанта» в Швецию, но фанатки пресекли «вахту памяти», напомнив, что он теперь всего лишь рядовой, и как следует из Устава, беспрекословно обязан выполнять любые приказы и распоряжения «вышестоящих» дам. Пили же за это — забыл? — «Ол-ле, ол-ле…» В подтверждение, с решительным видом и воинственными кличами навалились на него — физически! — обезоружили — морально! — подавили волю и сознание, — условно! — взяли в плен… А он и не сопротивлялся особо. С чего бы! В кои-то годы, люди!! Так повезло с этим солдатом! Скажи кому — не поверят… А не скажи — никто и не узнает. Зачем тогда и говорить, если масть катит… Ё моё! Лев Маркович Ульяшов блаженствовал, чувствуя на себе горячие их девичьи тела, сплетённые вокруг себя руки, перед лицом притворно нахмуренные брови, суженные девичьи глаза, в которых прыгали смешинки, сжатые губы, или, наоборот, как у тигриц оскаленные… В таком плену, пожалуй, вполне бы можно и… задержаться. К тому же, как подтвердил и Венька с Сэмом Вайнштоком, день приезда — день отъезда, считаются пустым, личным днём. Какие тогда сомнения-размышления — впер-рёд, мотопехота, на концерт…

И оторвались… Так разыгрались! Заведя себя и публику, музыканты не давали даже за столики гостям вечера присесть… За клавишными и перкуссии (естественно в цивильном) сидел Санька Смирнов; за фортепиано Вэл; на авансцене метался с микрофоном большой Венька; неподалёку Герка размахивал грифом соло-гитары; с другой стороны «вторил» Смэш с ритм-гитарой; Тритон «в полный рост» «кухарил» за ударной установкой… Микрофонов перед музыкантами было много, но порой, казалось, их было недостаточно. И соло и бек-вокал с подтанцовками, всё было как надо, всё «по-взрослому». Усиление и звук прекрасно вписывались в «концертное» пространство, синхронно мельтешили осветительные и цветовые пушки, мощный драйв музыкантов доводил гостей до экстаза… В прямом смысле, кажется. Группа поддержки музыкантов, фанатки, внешне сильно тому способствовали — та-ак вытанцовывали… и на сцене, и между столиками, полный улёт!

Санька Смирнов редко посматривал в зал. Игрой увлечён был. Вся прошлая жизнь вдруг разом вспомнилась, обогнав, нахлынула, затопила. К сожалению, казалось, совсем была забыта в стенах солдатской казармы, но нет, она не ушла, она в нём была, в его памяти, в его пальцах, на самых их кончиках. Всё окружающее пространство, весь мир в Смирнове в треугольник вдруг замкнулись. Душевный порыв сердца особое настроение поднимал, неподвластная пониманию комбинаторика где-то из глубины подсознания на грани восторга варианты предлагала, и пальцы рук, чуткие, лёгкие, точные, отзывчивые… Опережая слух, понимание, оценку… выдавали немыслимые, казалось, аккорды, гармонию, пассажи… Вели за собой, подчёркивая, сливаясь, умножая, преумножая, поднимая восторженную энергию танцующих, физически, казалось, видимую. Так же, как и плотную, немыслимыми красками переливающуюся мелодизмом и гармонией одного за другим звучащего фантазийного музыкального произведения, множественно увеличенных усилителями. Чутко отзывались и остальные музыканты, угадывая особый импровизационный драйв ведущего солиста Смирнова. Тоже мгновенно вспомнили его «руку», его почерк, его удивительную способность каждый раз по новому «видеть» одно и тоже произведение, по разному и обыгрывать его. Смирнов импровизировал красиво, интересно, талантливо… Музыканты, вовремя угадывая тот или иной неожиданный гармонический ход, с улыбками переглядывались, включались в импровиз, переходя с одной каденции на другую. Драйв! Драйв! Драйв!!

Венькин голос, голоса вокалистов и звуки оркестра высоким восторгом бились в пространстве танцпола.

Вокруг множество гостевых столиков. На них светлячками проглядывали интимные лампы-торшеры, освещая закуски, напитки, мудро при этом не заглядывая в лица посетителей. И музыкантам это не нужно было. Им того достаточно было, что танцевальная площадка не пустовала. Всё время заполнена была. Что и требовалось. У гостей хорошее настроение. У музыкантов тоже, у Сёмы Вайнштока, у фанаток… Это же кайф! Это же драйв! Это же… То — что надо! На площадке вытанцовывал и Лев Маркович. Да, и он тоже! Несколько неуклюже в начале, дальше-больше, неплохо уже копировал группу поддержки. Не многое ему удавалось, закостенелая военная осанка, масса и габариты уступали грациозным, порой механистическим движениям тел фанаток. Но на всех лицах был кайф и блаженство… Кайф и…

Уф-ф-ф!

В начале третьего часа ночи, под аплодисменты валящихся с ног «отдыхающих», музыканты закончили играть.

Сёма Вайншток фужерами с шампанским поздравил бригаду «с вот таким вот классным почином!». Поздравили и Сёму. Особенно Смирнова. Вэлл, Санькин «сменщик», огорчённо покачал головой, жаль «мастер класс» так быстро закончился. Если бы он знал, что так качественно всё пройдёт, обязательно бы записал Санькину работу на магнитофон, для себя, для ориентира, как направляющую и указывающую. Венька ободряюще хлопнул Вэлла по спине: «Бесполезно, старик! Его каждый раз записывать нужно, плёнки не хватит»… Посмеялись…

Хорошее начало гастролей…

— А теперь в гостиницу, — скомандовал Венька. — В номера! В душ, и… ля-ля-ля, тополя, и… Спать! Спа-ать, спа-ать, спа-а-а-а… Устали!

— О-о-о, пое-ехали-и… Ур-ра!