Пока ангелы спят - Анна и Сергей Литвиновы

Вот господин Козлов, к примеру, никого и никогда, боже упаси, не убивает, не грабит, не разгуливает с волыной и не приставляет к телам паяльник. Последние два года он выполняет важную миссию: регулирует денежные потоки империи. В основном наличные денежные потоки. Он, Козлов, заведует превращением безналичных средств в наличные. Он обращает русские тугрики («нал» и «безнал») в американские «грины» – и наоборот. Он командует развозом наличных по стране. Он занят вложением «черного нала» в легальные заводы, газеты, пароходы (кажется, у законолюбивых американцев последняя операция называется «отмыванием грязных денег»? Смешные люди!..).

И нынче, весной 1994-го, господин Козлов прибыл в Южнороссийск ради того, чтобы организовать поступление наличного долларового потока из этого приморского города в бездонный карман своего столичного босса. Что именно в обмен на этот поток станут получать местные отцы города, бизнесмены и криминалитеты, не его, Козлова, ума дела.

Итак, 23 марта 1994 года Иван Степанович следовал по главной улице портового города (она называлась улицей Советов) и еще не знал, что сей день круто переменит его жизнь. Одет господин-товарищ Козлов был подчеркнуто неброско. По одежке его можно принять за чиновника средней руки из Южнороссийского морского пароходства, зама главного инженера местного пивзавода, а может, за моряка загранплавания (но только не капитана, а второго-третьего помощника или стармеха – никак не выше). Сказывается семилетняя работа в органах, приучившая Ивана Степановича ничем не выделяться из толпы. И ни один из редких прохожих, встречаемых господином Козловым на улице, ни за что бы не догадался, что тот является обладателем состояния, выраженного семизначной цифрой (разумеется, в американских долларах). Точных его размеров Иван Степанович не знал, потому как большая часть его денег (в полном соответствии с указаниями монетаристов гарвардской школы), «работала», то есть была вложена в разнообразные, но прибыльные предприятия и ценные бумаги.

В газетном киоске на углу Козлов купил газеты – по своему обыкновению, все имеющиеся. Столичные – «Известия», «Коммерсант», «Молодежные вести», «Правду» – и местные: «Голос Кубани», «Молодежную Кубань» и «Южнороссийский рабочий».

Еще через квартал, пересекши бульвар, Иван Степанович вошел в кафе. Здесь прилично кормили. Козлов заказал борщ, чанахи и бокал разливного пива «Хольстайн». В ожидании заказа принялся просматривать газеты. Начал с местных.

В первом же издании, городском «Южнороссийском рабочем», открытом на последней странице, взгляд выхватил знакомую фамилию. Точнее – кличку: Грек.

Греком звался один из фельдъегерей господина Козлова. Ему поручалось перевозить наличные, большие суммы наличных, из Москвы в Питер, Минск, Екатеринбург, Ростов… Заинтригованный, Иван Степанович прочитал весь материал. Материал оказался, к счастью, не статьей, а рассказом. Рассказом местного юного писателя. Его фамилия – Алексей Данилов. Здесь же помещалась фотография пацана: совсем молодое, в тридцать два зуба, улыбающееся лицо и краткая биографическая справка: 17 лет, родом из Южнороссийска, учится на первом курсе Московского педагогического университета.

Вопрос: откуда этот юнец столь хорошо знает технологию перевозки «нала», и – главное! – почему он знаком с Греком?! И для чего, черт побери, обнародует его фамилию?!

Вечером того же дня из гостиницы «Южнороссийск» Козлов совершил ежедневный контрольный звонок своему заму. От него он узнал крайне неприятную, трагическую новость: сегодня утром совершено нападение на джип, перевозивший десять зеленых «лимонов». Убит Грек. Убиты двое следовавших с ним бычар и водитель. Деньги бесследно исчезли.

Козлов в определенном смысле несет ответственность за этот прокол. Однако неоконченные дела требуют его присутствия в Южнороссийске. И это к лучшему. Потому что его дико занимает вопрос: как мог семнадцатилетний парнишка на краю империи знать о дерзком, десятимиллионодолларовом преступлении, готовящемся в Москве? А если знал – для чего написал про преступление в местной газетенке еще до того, как это преступление совершилось? Да с потрясающей точностью – вплоть до марки машины и клички человека?

В дальнейшем, пребывая в портовом городе и продолжая решать вопросы, Козлов осторожно наводит справки о пареньке. Он, Козлов, никому не доверяется. Узнает все сам. (Не дай бог кто-то в его конторе прознает о мальчишеском рассказике! Упаси бог кто-то свяжет его, Козлова, с пацаном – а ведь он находился в момент напечатания криминальной заметки именно в Южнороссийске!)

В результате своих розысков Иван Степанович узнает, что парень – юный, самонадеянный лох, мнящий себя великим писателем. Папаня его – крупный по меркам Южнороссийска, но мелкий в масштабах России бизнесмен. Ни он, ни пацан с криминалом никак не связаны. Абсолютно никаких ниточек ни к Греку, ни к его подручным, ни к возможным убийцам от мальчишки не тянется.

Наконец срок пребывания Козлова в Южнороссийске заканчивается. Из Анапы он вылетает в Москву.

Первым делом в столице он интересуется подробностями «дела об ограблении почтового джипа». Служба внутренней безопасности империи Шеляринского ведет активный поиск злоумышленников. Однако пока ни малейших отчетливых результатов нет. Есть подозрение, что грабители вместе с десятью миллионами долларов благополучно скрылись за границей. («В Люксембурге», – чуть не брякает, узнав об этом, Иван Степанович – он тут же вспоминает рассказ южнороссийского мальчонки.)

Служба внутренней безопасности выясняет, однако, что бесследно исчез один из сотрудников «карманного» банка Шеляринского (где миллионы конвертировались и обналичивались). Он мог знать о предполагаемом маршруте следования мешка с наличными. Вместе с ним пропала и его молодая жена.

Господин Козлов исподволь интересуется обстоятельствами жизни подозреваемых и выясняет, что проживали они в квартире номер 47 – совпадения с рассказом юнца становятся невыносимо, дотошно точными.

Идет время, но, несмотря на все усилия милиции, подогреваемой деньгами Шеляринского, а также собственного розыска, ни следа грабителей, ни десяти миллионов долларов обнаружить не удается.

Козлов попадает на бабки: пропажу приходится компенсировать. Шеляринский равномерно распределяет произведенный убыток между людьми, в той или иной степени причастными к перевозке «нала»: «У нас не благотворительная лавочка!..» Иван Степанович лишается двух личных миллионов. При этом он с облегчением думает, что, слава богу, «внутренняя безопасность» ничего не узнала о рассказике, опубликованном в Южнороссийске, – причем как раз в те дни, когда Козлов там находился. Тогда разговор с ним мог бы быть коротким и суровым: болтун или предатель! За приговором тоже дело бы не заржавело.

Козлов продолжает прежние занятия, но теперь словно бы по инерции, без фантазии, без огонька. Без комсомольского задора, как говаривал он сам во времена своей юности (будучи до призыва в органы инструктором райкома ВЛКСМ). Мысли его заняты странным феноменом – Даниловым, его рассказиком. Он установил московское местожительство парня. Временами через частные детективные (всегда разные!) конторы послеживал за ним. Тот продолжал вести образ жизни, типичный для московского студентика, подпитываемого довольно-таки скупым (двести баксов каждомесячно) папанькиным содержанием: семинары, пиво, любовь, секс, выставки, кино, бумагомаранье… Ничего настораживающего. Ничего криминального. Никаких связей с грабителями.