Утесы Бедлама - Наташа Полли

– Хорошо, утренний обход, – сказал я, не в силах больше сидеть. Мы говорили о плантации цинхон, словно она была больничной палатой. – Вы идете?

– Пожалуй, я останусь здесь, – покачал головой Синг. С момента нашего прибытия на Цейлон он сказал это впервые.

Корнуолл, 1881 год

Когда я вернулся из сада, Минна и Сесилия развешивали везде венки из остролиста. Дом был заполнен людьми, потому что они пригласили всех своих знакомых. Повсюду стояли украшенные ели и свечи. Казалось, сад переехал на праздники в дом. Из кухни доносился аромат рождественского кекса, а в гостиной кто-то играл на рояле: прекрасную рождественскую песню, слова которой я не помнил. Я не мог поверить, как тепло было в доме с крышей, хорошо починенными окнами и растопленным камином. Дом словно заменили. За прошедшие годы я бывал здесь довольно редко, чтобы вспомнить, каким он был до моего отъезда в Перу. Когда я приезжал в Англию, что случалось нечасто, я останавливался у Синга. Я мог купить свой дом, но мне не хотелось. Тишина в пустых комнатах угнетала.

Минна стояла на лестнице и развешивала переплетающиеся ветки остролиста на перилах. Она обернулась.

– Эм, к тебе кое-кто пришел, – сказала она.

– Кто? – растерянно спросил я. Я был уверен, что все, кого я хорошо знал, уже были здесь. Минна и Сесилия пригласили гостей и быстро украсили дом, который, по их словам, выглядел уныло. Я пригласил Синга. Между нами сложился негласный уговор проводить Рождество и Новый год вместе, если мы находились в одной стране, что бывало не каждый год. Мы были единственными, кто не растворялся в своих семьях по праздникам. Даже помощник Синга возвращался домой в Голландию в середине декабря. Обычно мы праздновали в доме Синга в Лондоне, но в ноябре умер Чарльз, и с тех пор я находился в Хелигане, улаживая все вопросы. Мне казалось, что на самом деле Минна приехала, чтобы присмотреть за мной, а не поклеить новые обои.

– Он говорит, что это сюрприз, – рассмеялась Минна.

– Где он?

– В гостиной. Это он играет на рояле.

– Я не знаю никого, кто умел бы играть на рояле.

– Конечно, знаешь, дорогой, – ответила Сесилия. Она говорила точь-в-точь как Клем. У девушки были великолепные рыжие волосы, и в свете рождественский свечей казалось, что она прибыла из Византии. – Просто он держал это в секрете.

Я медленно пошел в гостиную, оглядывая свечи и украшения. Мужчина за роялем был темным и невысоким. Он был одет в жилет из серого твида и ботинки со знаком японского производителя на каблуках. Он улыбнулся мне, и я рассмеялся.

– Кэйта! – воскликнул я. – Что ты здесь делаешь?

– Сюрприз. – Он доиграл мелодию и положил руки на колени, но благодаря зажатой педали звук не исчезал. – Я узнал о твоем брате. Мне очень жаль.

– Ты ведь проделал весь путь из Токио не из-за этого?

– И еще сейчас Рождество, – робко добавил Кэйта.

Я улыбнулся. Я хотел обнять его, но знал, что он, человек, родившийся в Токио, воспримет это как посягательство.

Кэйта изменился. Как я и думал, он был поздним цветком и все больше преображался с каждой нашей встречей. Он стал хрупким молодым мужчиной, но теперь, преодолев тридцатилетний рубеж, он расцвел. Больше в нем ничего не изменилось. Кэйта остался тем же задумчивым человеком, каким был в Китае и каким я увидел его пятнадцать лет назад на крикетном матче в своей школе.

Незнакомые женщины заняли все стулья в другом конце комнаты, поэтому я принес поднос с чашками и поставил его на рояле. Пока чай заваривался, я заметил, как Кэйта смотрит на четки Рафаэля на моем запястье. Я прижал руку к крышке рояля, и бусины отпечатались на коже. Кэйта ничего не сказал, хотя наверняка заметил эту нервную привычку раньше.

– Кто все эти люди? – спросил он.

– Понятия не имею. Друзья Минны и Сесилии.

– Почему они пригласили людей в твой дом?

– Как-то раз они заглянули ко мне и решили, что дом слишком пустой. Полагаю, я – план Минны на эту зиму. Она беспокоится, что я расстроен из-за Чарльза. И, очевидно, когда в момент благостной рассеянности ты объявляешь, что будешь чьим-то крестным, то разом отдаешь человеку все свои земные богатства, включая дом и Рождество. На самом деле мне нравится вся суета, – признался я.

Кэйта улыбнулся.

– Мне тоже. Послушайте, я уже говорил, что вы едете в Перу в июне?

Я никому не рассказывал о поездке, но для Кэйты не было преград, как и двадцать пять лет назад.

– Нет, и я действительно собираюсь. Почему ты спрашиваешь?

Где-то наверху, в бывшем кабинете папы, превращенном в новую большую гостиную, Сесилия начала играть на скрипке ту же рождественскую песню, которую играл Кэйта. Но она притворялась, что не знает ее, и в шутливой манере, как умеют делать одаренные музыкальным талантом люди, заменяла пробелы бетховенской «Одой к радости». Потрескивали дрова в камине, и из трубы доносился смех людей.

– Вы можете прислать мне немного пыльцы из леса? Всего один пузырек. – Кэйта замолчал. – Я делаю светлячков.

Я рассмеялся.

– В Токио?

– Нет, в Найтсбридж. – Кэйта протянул обрывок бумаги с адресом: Филигранная улица.

– Приехал на праздники?

– Нет, жить. Ненадолго, всего на пару лет.

– Прекрасно, – ответил я и замолчал, ожидая, что он скажет что-то еще, но он не сказал. Для своей страны Кэйта был высоким мужчиной и держался соответственно, но изредка в нем появлялась удивительная хрупкость, когда он приступал к чему-то особенно неподъемному. Я подлил ему чая в чашку. Кэйта заметил дрожащий пар и вернулся в реальность.

– Она играет «Оду к радости»? – наконец спросил он.

– Да. Она шутит. Пытается сказать, что ты должен подняться и поздороваться.

Они уже были знакомы. Минна приезжала в Японию, когда Сесилии было около четырех лет. Примерно за два дня Кэйта научил ее читать – и это он проделал с деловитостью человека, который не любил детей и нуждался во взрослом собеседнике.

– Что?

– Кэйта? Радость? – тихо спросил я. Кэйта знал, как переводится его имя, но все еще выглядел отстраненным.

– Ах да. – Наконец Кэйта пришел в себя. Я понял, что он оценивает возможное недалекое будущее, в котором он проводит Рождество с Сесилией. Он встревожился. – Лучше не надо.

Я рассмеялся.

– Где же дух Рождества? Именно поэтому ты здесь, иди. Я скоро присоединюсь к вам.

С этими словами я направился в старый кабинет Чарльза. Взгляд Кэйты остановился на двери. Я решил, что он улыбнется, словно за дверью притаились люди с хлопушками, но он быстро отвернулся. Когда я толкнул дверь, никто не выпрыгнул на меня из-за папоротников.