Похвала праздности. Скептические эссе - Бертран Рассел

хотелось изменить в своих мальчиках. Верой в то, что они полны этого зла, он оправдывал применение власти и видение себя правителем, долгом которого является скорее наказывать, чем любить. Такое отношение – в разные эпохи имевшее разные формулировки – естественно для любого школьного учителя, который полон энтузиазма, но не бережет себя от коварного влияния чувства собственной важности. И все-таки педагог – это определенно самая лучшая из сил, участвующих в образовании, и именно к нему или к ней нам следует в первую очередь обращать взор в поисках прогресса.

Однако учителю все же хочется выслужиться перед школой. Из-за этого он радеет о том, чтобы его мальчики отличились в спортивных соревнованиях и экзаменах на стипендию, в итоге начинает уделять основное внимание одаренным детям, а остальных забрасывает. Для рядовых учеников это кончается плачевно. Мальчику куда полезней самому играть в игру плохо, чем смотреть, как другие играют в нее хорошо. Мистер Герберт Уэллс в своей книге «Жизнь Сандерсона из Аундла» (Life of Sanderson of Oundle) рассказывает о по-настоящему замечательном учителе, решившем бороться со всем, что мешало обычным ученикам должным образом развивать свои способности. Став директором школы, он обнаружил, что в церковном хоре подавать голос дозволяется лишь нескольким избранным мальчикам; пению обучали только их, а остальные просто слушали. Сандерсон настоял на том, что петь должны все, независимо от наличия музыкальных способностей. Поступая так, он поднялся над предрассудком, естественным для школьного учителя, который больше интересуется похвалой, чем своими подопечными. Разумеется, если бы мы все расточали похвалы разумно, между этими мотивами не возникало бы конфликта: больше всего хвалили бы школу, где лучше всего пекутся об учениках. Но в нашем суматошном мире эффектные успехи всегда будут завоевывать славу, несоразмерную их истинной значимости, так что некоторые трения между этими двумя мотивами почти неизбежны.

Я подхожу теперь к обсуждению точки зрения родителя. Она может разниться в зависимости от его экономического статуса: желания обычного рабочего весьма отличаются от желаний человека, занимающегося квалифицированным трудом. Средний представитель рабочего класса хочет как можно скорее отправить детей в школу, чтобы дома не было такой суматохи; а потом как можно скорее их оттуда забрать, чтобы начать пользоваться их заработком. Когда недавно британское правительство решило сократить расходы на образование, оно предложило сделать нижней планкой школьного возраста шесть лет и не заставлять детей оставаться на скамье после тринадцати. Первое предложение вызвало такой общественный протест, что от него пришлось отказаться: возмущение обеспокоенных матерей (недавно получивших избирательные права) стало непреодолимым препятствием. Второе же, снижавшее возраст, в котором можно уйти из школы, оказалось не столь непопулярным. Кандидатов в парламент, выступающих за улучшение качества образования, единодушно награждали овациями на митингах, но на сборе голосов обнаруживалось, что несведущие в политике простые рабочие (а таких большинство) хотят, чтобы детям как можно скорее разрешили начать зарабатывать на жизнь. Исключение составляют в основном те, кто надеется, что образование поможет их чаду подняться по социальной лестнице.

Люди интеллектуального труда смотрят на дело совсем иначе. Их собственный доход обусловлен тем, что они лучше образованны, чем среднестатистический гражданин, и им хочется передать это преимущество своим детям. Ради этого они готовы идти на огромные жертвы. Но в нашем современном конкурентном обществе средний родитель желает своему ребенку не образования, качественного само по себе, а образования, которое лучше, чем у других. Этого можно добиться путем снижения общего уровня образования, и потому нельзя ожидать, что человек интеллектуального труда будет с воодушевлением добиваться возможности получения высшего образования для детей из рабочего класса. Если бы медицинское образование мог получить любой желающий вне зависимости от того, сколь бедны его родители, очевидно, что врачи зарабатывали бы меньше, чем сегодня, как из-за более высокой конкуренции, так и из-за улучшения общественного здоровья. То же самое относится к юридической сфере, государственной службе и так далее. Таким образом, подобный родитель не пожелает для основной массы населения тех же благ, которых желает собственным детям, разве только в нем исключительно силен гражданский дух.

Фундаментальным недостатком отцов в нашем полном конкуренции обществе является желание, чтобы дети приносили им почет. Оно уходит корнями в инстинкты, и искоренить его можно, лишь приложив сознательные усилия. Тот же изъян встречается, пусть в меньшей степени, и у матерей. Мы все инстинктивно чувствуем, что блестящие успехи наших детей отбрасывают свет и на нас самих, а их неудачи вызывают в нас чувство стыда. К сожалению, успехи, из-за которых мы раздуваемся от гордости, часто носят прискорбный характер. С рассвета цивилизации и почти до наших дней – а в Китае и Японии такое случается даже сегодня – родители жертвовали семейным счастьем своих детей, решая за них, кого им взять в супруги, причем почти всегда выбирая самых богатых невесту или жениха из возможных. В западных странах (исключая некоторые части Франции) дети освободились от этого рабства, взбунтовавшись, однако родительские инстинкты остались неизменны. Ни счастья, ни добродетели, ни жизненных успехов – ничего этого среднестатистический отец не желает своим детям. Он желает, чтобы ими можно было хвастаться перед приятелями; и именно этим желанием проникнуты его хлопоты об их образовании.

Если надзор в образовательном процессе необходим, то он должен опираться на одну или несколько из рассмотренных нами сил: государство, церковь, учителей и родителей. Мы увидели, что ни от одной из сторон нельзя ожидать должной заботы о благополучии ребенка, поскольку каждая хочет сделать его орудием достижения определенной цели, не имеющей ни малейшего отношения к его собственному счастью. Государство хочет, чтобы ребенок служил величию страны и укреплению существующей формы правления. Церковь хочет, чтобы ребенок служил усилению власти духовенства. Школьный учитель в конкурентном мире слишком часто относится к своей школе так, как государство относится к стране, и хочет, чтобы ребенок приносил школе славу. Родитель хочет, чтобы ребенок приносил славу семье. Сам ребенок, как самоцель, как отдельное человеческое существо с правом жить как можно более счастливо и благополучно, во всех этих внешних устремлениях в расчет не берется – разве что косвенно. К сожалению, у ребенка нет опыта, необходимого для руководства собственной жизнью, и потому он становится жертвой корыстных интересов, которые паразитируют на его невинности. Именно в этом заключается сложность образования как политической проблемы. Но давайте сначала посмотрим, что можно сказать по этому вопросу с позиции самого ребенка.

Очевидно, что большинство детей, будь они предоставлены сами себе, не научились бы читать и писать и выросли менее приспособленными к условиям жизни, чем могли бы быть. Образовательные учреждения должны