Терновый венец офицера русского флота - Александр Витальевич Лоза

— невыполнении приказов Советской власти», что выразилось в разглашении А.Н.Щастным Центробалту телеграммы Л.Д.Троцкого, предписывающей приступить к срочной подготовке взрывов кораблей.

То, что именно Л.Д.Троцкий приказывал организовать, за денежное вознаграждение, уничтожение боевых кораблей Балтийского флота свидетельствует юзограмма Морского комиссариата от 21 мая 1918 года:

Юзограмма из Москвы, Морского комиссариата, 21/ V 19 ч. 20 м.

На номер 803/ОП Нарком Троцкий наложил следующую резолюцию:

«Весьма вероятно, что отъезд немецких офицеров и передача всего касающегося флота Финляндии означает угрозу удара нашему флоту якобы от имени Финляндии.

Необходимо поэтому принять все возможные меры предосторожности. Приняты ли все необходимые меры для уничтожения судов в случае крайней необходимости? Внесены ли в банк известные денежные вклады на имя тех моряков, которым поручена работа уничтожения судов? Необходимо все это проверить самым точным образом.

Троцкий

Сообщая это, прошу срочно сообщить, составлены ли списки личного состава, кому поручено уничтожение судов. Списки необходимы, так как предполагается за удачное выполнение в случае уничтожения, выдавать денежные награды.

О способе, как лучше организовать выдачу, распределение и условия таких наград, прошу Наморси дать заключение, сговорившись с Л.Гончаровым для предъявления проектов в Коллегию и Высший военный совет.

Беренс

По приговору Революционного трибунала ВЦИК капитана 1 ранга А.Н.Щастного спешно расстреляли в 5 ч 21 июня 1918 года в Кремле на территории Александровского училища, хотя официально смертная казнь в большевистской России была отменена.

В своей книге «В огне государственного катаклизма» И.Л.Бунич об аресте ВЧК капитана 1 ранга А.Н.Щастного пишет:

«ВЧК не медлила: 27 мая 1918 года комфлота Щастный был арестован и немедленно препровожден в Москву. В сопроводительной к арестованному чекисты указали, что взят он “по подозрению в контрреволюционной агитации, попустительстве таковой на флоте, невыполнении приказов Советской власти и злонамеренном дискредитировании ее в глазах матросов с целью ее свержения”».

О последних минутах жизни А.Н.Щастного сохранились записки Андриевского, командира команды китайцев, расстрелявших капитана 1 ранга. Адриевский вспоминал:

«Вижу — стоит одинокая фигура… Лицо симпатичное, взволнованное… Понравился он мне. Я говорю:

У меня маузер. Видите — инструмент надежный. Хотите, я застрелю вас сам…

Нет! Ваша рука может дрогнуть, и вы только раните меня. Лучше пусть расстреляют китайцы. А так как тут темно, я буду держать фуражку у сердца, что бы целились в нее.

Китайцы зарядили ружья. Подошли поближе. Щастный прижал фуражку к сердцу. Была видна только его тень да белое пятно фуражки… Грянул залп. Щастный как птица взмахнул руками, фуражка отлетела, и он тяжело рухнул на землю. Китайцы всунули его в мешок…

Послали в Кремль, доложить. Привозит ответ: “Зарыть в училище, но так, чтобы невозможно было найти”. Начали искать место… В одной из комнат… остановились и решили закопать здесь… Вскрыли паркет. Вырыли яму, опустили мешок, зарыли, заделали паркет. Так и лежит он там под полом…».

После расстрела А.Н.Щастного его жена просила большевистское руководство выдать тело супруга «для погребения по христианскому обычаю». Но Председатель Малого Совнаркома Я.М.Свердлов со свойственной большевиками бесчеловечностью, наложил запрет на выдачу родственникам тела А.Н.Щастного.

Убийство, а иначе этот скорый расстрел и не назовешь, одного из самых уважаемых офицеров Балтийского флота капитана 1 ранга А.Н.Щастного, лишь прибавил ненависти к большевикам в душе мичмана Садовинского.

Этот подлый расстрел окончательно «раскрыл глаза» на большевистский режим, еще многим колебавшимся флотским офицерам.

Н.Кадесников писал: «В первые месяцы того же 1918 года, после “Ледового похода” балтийских кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт под флагом капитана 1 ранга А.Н.Щастного, более смелые и пылкие головы (и преимущественно несемейные) мичманы, лейтенанты и гардемарины разогнанных уже приказом тогдашнего военно-морского комиссара Льва Троцкого-Бронштейна — Морского училища, Морского инженерного училища и Отдельных гардемаринских классов, с подложными документами и разными нелегальными путями, ежечасно смотря в глаза подстерегающей их смерти, стремились… в Архангельск и Мурманск, к Онежскому озеру… где уже создавались противобольшевистские флотилии.»

Расправа над капитаном 1 ранга А.Н.Щастным поразила и возмутила даже матросов-большевиков. П.Е.Дыбенко — председатель Цетробалта в 1917 году, а потом, некоторое время, Нарком по морским делам, опубликовал письмо протеста 30 июля 1918 года в газете «Анархия». В нем, в частности, говорилось:

«Мы не повинны в этом позорном акте восстановления смертной казни и в знак протеста выходим из правительственных партий…».

И до расстрела А.Н.Щастного и после, ВЧК производила аресты флотских офицеров, но эта казнь стала первой на Балтийском флоте, санкционированной Советской властью на высшем уровне.

Можно предположить, что, еще находясь в Гельсингфорсе, мичман Садовинский получил сведения о том, куда и к кому необходимо обратиться в Петрограде за помощью в организации отправки на Север. Жизненный путь мичмана Садовинского, после того как он оставил эскадренный миноносец «Расторопный» и покинул Гельсингфорс, приобретает для исследователя ломкие, во многом пунктирные очертания… Неизвестно через какую офицерскую организацию и через какой нелегальный канал действовал мичман Б.-С.А.Садовинский, но сохранились воспоминания офицера Балтийского флота, также находившегося в этот период в Гельсингфорсе, капитана 2 ранга А.П.Ваксмута об организации отправки его самого и еще двух офицеров флота для борьбы с большевиками в Новочеркасск к генералу А.М.Алексееву.

А.П.Ваксмут вспоминал:

«Я, будучи почти не у дел в Гельсингфорсе, решил обратиться за советом к контр-адмиралу М.А.Беренсу. Тогда же М.А. рекомендовал мне, не теряя времени и с соблюдением крайней осторожности, ехать в Петроград, найти названное кафе на Морской, где встречу капитана 1-го ранга П.М.Плена (бывшего командира “Славы”), и он расскажет, как надежнее доехать до Новочеркасска.

И действительно, придя в кафе, я сразу увидел П.М., сидящего за столиком в штатском платье. Для тех же, кто лично не знал его, был дан условный знак. П.М.Плен дал мне свой адрес и просил зайти на следующий день за документами и пропуском. Придя к нему в условленное время, я застал там двух молодых офицеров: лейтенанта С. и мичмана И. с миноносца “Изяслав”.

П.М. выдал нам троим удостоверение, что мы рабочие и едем на Кавказ строить какую-то дорогу. Документы были со всеми нужными печатями Советов. Где на площадках поездов, где на лошадях, а нередко и пешком по шпалам добрались до Новочеркасска… где были устроены общежития, в которых, к общей радости, встретились с ранее прибывшими моряками».

Мичман Б.Садовинский, с выправленными документами, выбрался из Финляндии в Петроград. Часть пути он проделал в вагоне еле тащившегося поезда. Три теплушки, один пульман и несколько дачных вагонов. Бруно внутренне негодовал:

До какого состояния мародерство и бесхозяйственность довели обычный пульмановский вагон! Кожа с сидений была срезана, стены и скамейки исцарапаны, зеркала разбиты, пол покрыт таким слоем мусора, будто хлев, который нерадивые