Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта - Анатолий Левандовский

Многочисленные маленькие порты, разбросанные по берегам Фрисландии, Голландии и Зеландии, были выброшены из монопольного промысла сельди и довольствовались ловлей трески, мерлана и морского языка в открытом море или возле побережья, в зависимости от снаряжения. Дордрехтцы промышляли рейнского лосося. Жители некоторых бедных прибрежных деревушек, не имевшие лодок, зарабатывали на жизнь перевозкой рыбы в соседние города на повозках, запряженных собаками. Влиланд, самый удаленный из фризских остров, отчасти жил сбором мидий.

Еще со Средних веков сандамские рыбаки специализировались на ловле угрей, большое количество которых периодически мигрировало в голландских водах. Эта рыба содержалась в больших садках, выкопанных поблизости от города, до ежегодных торгов в начале зимы. Не довольствуясь ловлей в собственных водах, сандамцы платили Дании за право промышлять угря вблизи острова Амагер. Осенью из порта Сандама выходила флотилия судов, снабженных чанами для транспортировки живой рыбы. После ловли флотилия спускалась порой до французского побережья для сбыта товара. Осушения, проводимые во внутреннем бассейне провинции Голландия с 1610 года, значительно сократили районы, посещаемые угрем. Некоторые его виды полностью исчезли. После 1640 года доходность этого промысла сильно упала.

В течение всей первой половины века над рыбаками висела серьезная угроза. Завоевав в 1583 году город Дюнкерк, герцог Пармский снарядил флот для нападения на голландские и зеландские суда. На доходы от этого подлого пиратства Дюнкерк жил почти 60 лет. Прокрадываясь вдоль побережья, дюнкеркцы иногда внезапно прорывались чуть ли не в голландские порты, разрушали сооружения, поджигали шхуны. Перемирие не положило конца их рейдам. Лишь за один год Энкхёйзен потерял сотню судов. Поскольку в дюнкеркский порт торговые суда не заходили, репрессивные меры оказывались тщетными. Голландские моряки, привлеченные возможностью легкой наживы, бросали службу и присоединялись к пиратам. Когда весной рыболовецкий флот поднимал паруса, направляясь на ловлю сельди, его сопровождал конвой из военных кораблей. Генеральные штаты отдали указание не брать дюнкеркцев в плен — их бросали в море. Такое положение дел сохранялось до 1646 года, когда франко-голландской армии удалось наконец взять Дюнкерк, который был присоединен к Франции.

Поиск судоходного пути к северу от Скандинавии в первые годы XVII столетия привел сначала англичан, а затем и голландцев к встрече со стадами китов, посещавших эти воды. В 1611 году англичане снарядили два китобойных вельбота. На следующий год Амстердам, в свою очередь, спустил на воду китобойную шхуну, доверив командование английскому лоцману и щедро оплатив его услуги. Энкхёйзен, Сандам и Делфт встали на тот же путь. Но борьба с английскими конкурентами потребовала разработки общей политики. В 1614 году группа голландских китобоев образовала Северную компанию, которая спустя три года получила официальный статус и исключительное право охотиться на китов между Шпицбергеном и Гренландией.

Основатели компании строили грандиозные планы. В Амстердаме ими были сооружены три громадных склада, снабженных кирпичными погребами, которые образовывали колодцы для хранения ворвани общим объемом до миллиона литров. Для добычи ворвани на Шпицбергене был построен завод, а для его рабочих — деревушка Смеренбург, население которой жило там только летом и уезжало на материк по окончании сезона. Вторая подобная колония была создана на острове Ян Мейен… Однако эти заведения принесли немного пользы. Монополия компании практически не соблюдалась, да и, впрочем, сам ее статус был довольно размытым. При появлении китобойных шхун киты уплывали; приходилось гоняться за ними в открытом море и добывать ворвань прямо на борту. Таким образом, под все более чувствительными ударами англичан, к которым присоединялись датчане, в 1642 году компания получила отказ Генеральных штатов продлить предоставленные ранее привилегии. С этого момента китовый промысел стал свободным занятием с центром в Амстердаме. Временные ассоциации, организуемые на один сезон, позволяли покрыть большие расходы на снаряжение флотилии: различные заинтересованные торговцы вносили свою долю в размере 1/4, 1/32, 1/64 от общих затрат, в зависимости от случая. Один из вкладчиков за определенную плату принимал на себя управление всем предприятием.

Длина китобойного вельбота составляла 30–40 метров. Самые большие достигали десяти метров в ширину и шести в высоту, из которых четыре находились под водой. Дубовая обшивка, обитая железом, усиливала массивный корпус и защищала его от ударов льдин. Около 1700 года такое судно с семью шлюпками стоило 25 тысяч флоринов. Снаряжение, помимо навигационных приборов, включало значительное количество оружия и рыболовных снастей — 450 бочонков; 60 линей в 125 саженей; просмоленные фалини, сделанные из 90 сплетенных веревок; гарпуны с рукоятями из дуба; пилы; топоры и различные виды ножей. Подготовка начиналась с осени. Экипаж насчитывал, в зависимости от размеров судна, от 50 до 90 человек. Вербовщик устраивался в портовом трактире и вывешивал флаг. В Сандаме традиционным местом сбора китобоев была таверна «Шпицберген». Найм осуществлялся по контракту, положение которого определяли как жалованье, так и поведение на борту. Матросы получали аванс от 100 до 150 флоринов, который тут же и пропивали. Остальная часть их заработка определялась долей от взятой добычи. Шхуны выходили в море в апреле. Курс брался на норд-норд-ост. С 60-го градуса широты приводили в готовность снаряжение, капитан формировал команды гарпунеров, копейщиков, раздельщиков. К 75-му преодолевались первые дрейфующие льды. Киты показывались между 77-м и 79-м градусами северной широты к югу от Шпицбергена. Техника китовой охоты не отличалась от описанной в XIX веке Г. Мелвиллом в романе «Моби Дик».

Пашни и луга

Опустошения, принесенные войной, в особенности разрушение плотин (в 1576 году 2/3 провинции Голландия были затоплены водой), способствовали до 1600 года упадку сельского хозяйства. Слабый подъем начался в начале XVII века вслед за повышением цен. Но в целом сельское хозяйство не внесло своей лепты в общее благоденствие. Только в южных районах Голландии и на некоторых зеландских островках выращивались во впечатляющих количествах зерновые или технические культуры, такие, как рапс и марена. Почвы далеко не везде были пригодны для зерновых, урожайность которых страдала от архаических методов земледелия, оставаясь слишком низкой, чтобы рассчитывать на какие-либо запасы. К тому же города мало интересовались сельской экономикой и в больших объемах закупали зерно за границей, подрывая рентабельность собственной деревни. Большинство крестьян в первой половине века довольствовалось возделыванием огородов и выращиванием скота. Надо ли говорить, что голодные годы случались нередко.

Скотоводство давало больше доходов. Иностранцы восхищались изобилием и тучностью нидерландских стад. Великолепные луга позволяли закупать весной тощий скот в Дании или Голштинии, чтобы, откормив, выгодно перепродать его осенью. Однако надои молока по сравнению с нынешними нормами были довольно низкими. Кроме того, скотоводство, процветавшее на твердой почве Голландии, Зеландии и Фрисландии, сталкивалось с неимоверными трудностями на песчаных землях востока страны, где небольшая засуха, плохой сенокос могли привести к полному краху.