Я отпускаю тебя - Клер Макинтош

Слова твои вырывались с брызгами крови, забрызгавшей бардачок. Я прибавил скорость, чтобы показать – ты мной командовать не будешь. Мы ехали по жилому кварталу с аккуратными домами и вереницей припаркованных машин, занимающих часть моей полосы. Объезжая их, я выехал на встречную, несмотря на фары приближающейся машины, и утопил в пол педаль газа. Я видел, как ты закрыла лицо руками. Впереди послышался резкий сигнал, мелькнуло яркое пятно, но я успел вывернуть на свою полосу – за секунду до того, как стало слишком поздно.

Напряжение в груди чуть ослабло. Я не убрал ногу с педали газа, и мы на полной скорости свернули влево, на длинную прямую улицу, обсаженную деревьями. Я узнал ее, хотя был здесь всего лишь раз и точно не мог упомянуть при тебе ее название. Здесь жила Аня. Здесь я ее трахал. Руль выскользнул у меня из рук, и машина врезалась в бордюр.

– Пожалуйста, Йен, пожалуйста, езжай помедленнее!

По тротуару, ярдов за сто впереди, шла женщина с маленьким ребенком. На ребенке была вязаная шапка с помпоном, а женщина… Я сжал руль. Померещилось, не иначе. Я вообразил Аню только потому, что мы на ее улице. Это не могла быть Аня.

Женщина подняла голову. Волосы у нее были распущены, на голове ни шапки, ни капюшона, несмотря на дождь. Я видел ее смеющееся лицо. Мальчик бежал рядом с ней. В голове будто что-то лопнуло: это действительно она!

Я уволил Аню после того, как трахнул ее. Меня не интересовало повторение этого опыта, и я не испытывал желания видеть в офисе ее кукольное глупое лицо. Когда она снова явилась месяц назад, я бы ее и не вспомнил: но теперь она не оставит меня в покое. Я смотрел, как Аня идет навстречу, освещенная светом фар.

«Джейкоб спрашивает о своем папе, он хочет с тобой познакомиться».

Она все разрушит. Этот мальчишка погубит все. Я взглянул на тебя, но ты сидела, низко опустив голову, чуть ли не уткнувшись в колени. Почему ты больше не смотришь на меня? Раньше, когда я вел машину, ты клала руку на мое бедро, извернувшись на сиденье так, чтобы следить за мной не отрываясь. А теперь ты почти не смотришь мне в глаза. Я уже теряю тебя, а если ты узнаешь о мальчишке, мне тебя не вернуть.

Они переходили дорогу. Голова разламывалась от боли. Ты скулила, и этот звук походил на жужжание назойливой мухи.

Я вдавил педаль акселератора в пол.

– Ты убил Джейкоба? – спрашиваю я через силу. – Но почему?

– Он все портил, – отвечает Йен. – Если бы Аня не лезла ко мне, ничего бы с ними не случилось. Это все ее вина.

Я вспоминаю молодую женщину у здания суда и ее потрепанные парусиновые кеды.

– Ей нужны были деньги?

Йен смеется.

– Деньги бы еще ничего… Нет, она хотела, чтобы я поиграл в отца. Виделся с мальчишкой по выходным, брал его к себе ночевать, покупал дурацкие подарки на день рождения… – Он замолкает, когда я встаю, уцепившись за раковину, предварительно убедившись, что она меня выдержит. Ноги ужасно болят, понемногу согреваясь. Я гляжу в зеркало и не узнаю того, что вижу.

– Ты бы узнала о нем, – говорит Йен. – И об Ане. Ты бы от меня ушла.

Он заходит мне за спину и мягко кладет руки на плечи. На его лице появляется выражение, которое я столько раз видела утром после побоев. Я говорила себе, что это раскаяние, хотя Йен ни разу не извинился, но теперь поняла – это страх. Страх, что я увижу его таким, какой он на самом деле. Страх, что я перестану в нем нуждаться.

Я любила бы Джейкоба как родного сына, я водила бы его к нам в дом, играла бы с ним, дарила подарки, просто чтобы увидеть радость на его лице. И внезапно кажется, что Йен отнял у меня не одного, а двух детей, и я словно черпаю решимость в этих двух потерянных жизнях.

Я притворяюсь, что слабею, и опускаю голову к раковине, а затем, собрав все силы, резко откидываю ее назад. И слышу отвратительный хруст, когда мой затылок ломает ему нос.

Йен отпускает меня, схватившись за лицо: между пальцами течет кровь. Я бегу мимо него в спальню и на лестницу, но он проворен и хватает меня за запястье, прежде чем я успеваю добежать до ступенек. Его окровавленные пальцы скользят по моей влажной коже, и мне удается вырваться, ударив его локтем в живот и заработав такой удар кулаком, что перехватывает дыхание. На площадке темно, как в чернильнице, и я теряюсь: где же лестница? Я щупаю пол босой ногой, и пальцы касаются металлического прута на верхней ступеньке.

Я ныряю Йену под руку, упираюсь руками в стену, сгибаю локти, как для отжиманий, и с силой всем весом толкаю его назад. Йен коротко вскрикивает, теряя опору под ногами, и с грохотом скатывается по лестнице.

Становится тихо. Я включаю свет.

Йен неподвижно лежит ничком у первой ступеньки. Из глубокой ссадины на затылке сочится тоненькая красная струйка.

Цепляясь за перила, я медленно иду вниз, не отрывая взгляда от распростертой фигуры. На предпоследней ступеньке я останавливаюсь, разглядев, что его спина еле заметно поднимается и опускается.

Мое дыхание вылетает частыми короткими толчками. Я вытягиваю ногу и ступаю на холодный пол рядом с Йеном, замирая, как ребенок, играющий в «Море волнуется раз».

Я перешагиваю через его вытянутую руку.

Пальцы хватают меня за щиколотку, и я кричу, но уже слишком поздно: я оказываюсь на полу, а Йен наваливается на меня с окровавленным лицом и вымазанными кровью руками. Он ползет по моему телу все выше и пытается говорить, но слова не идут: его лицо искажено от усилий.

Он хватает меня за плечи, чтобы подтянуться к лицу, и я с силой бью коленом ему в пах. Йен ревет, отпускает меня и корчится от боли, а я кое-как поднимаюсь на ноги. Не колеблясь, я бегу к двери и рву в сторону засов – дважды пальцы соскальзывают, и лишь с третьей попытки мне удается распахнуть дверь. Ночной воздух очень холодный, тучи закрывают небо, оставляя лишь краешек луны. Я бегу, не различая дороги, и почти сразу сзади раздаются тяжелые неровные шаги Йена. Я не оборачиваюсь посмотреть, близко ли он, но слышу, как он пристанывает на каждом шагу и дышит с трудом.

По каменной тропинке больно бежать босиком, но сопенье за спиной становится тише; наверное, я вырвалась вперед. Я стараюсь сдерживать дыхание и бежать бесшумно.

И только услышав плеск волн, разбивающихся о скалистый берег, я понимаю, что пропустила поворот к трейлерному парку. Я проклинаю свою глупость. Теперь у меня два варианта: спуститься на пляж или повернуть направо по тропе, уводящей от Пенфача. Я много раз гуляла здесь с Бо, но ни разу не бывала ночью – тропа слишком близко к краю обрыва, и я всегда боялась, что пес сорвется. Секунда уходит на колебания, но меня так страшит перспектива оказаться в ловушке на узком пляже, что я поворачиваю направо. Поднявшийся ветер разгоняет тучи, и в лунном свете можно кое-что разглядеть. Я с опаской оборачиваюсь, однако сзади на тропинке никого нет.

Я перехожу на шаг, а вскоре останавливаюсь и прислушиваюсь. Тишину нарушает только шум моря, и сердце у меня немного успокаивается. Волны ритмично бьются о скалы, издалека слышится длинный гудок корабля. Немного отдышавшись, я пытаюсь сориентироваться.