Лабиринт - Дмитрий Болотин

Вдалеке сквозь раскачивающиеся и скрипящие на ветру стволы сосен мелькали светящиеся фонари главного входа. Не было видно никого вокруг, но меня не оставляло чувство того, что Михаил наблюдает за мной. Что же это за жесть: я вынужден был в одиночку уйти в почти дикий лес посреди ночи, зная, что какой-то сумасшедший может следить за мной. Что будет, если я сейчас, возвращаясь на базу окольными путями, наткнусь на него? Да и собирается ли он меня прикончить? Может, он и не в себе, но следствием его безумия является лишь слежка и проникновение в чужой дом? Может, он вовсе и не собирается навредить мне? Это было бы замечательно, но сомнительно, что мужчина, который ради почти незнакомого человека изувечил трёх людей для того, чтобы достать ампулу с морфием, и рассказывающий про то, как при нём пытали людей, является для меня совершенно безобидным.

Хворост хрустел под ногами во время ходьбы, но этот звук заглушался шелестом деревьев и свистящим порывистым ветром. Что-то хрустнуло слева, и я резко обернулся, выставив дрожащей рукой перед собой нож. Кажется, это была упавшая с дерева ветка, которую сломало ветром. Оглядевшись по сторонам, я ускорил шаг в сторону озера. Опять хруст! Теперь справа. Неужели он приближается? Я ринулся вперёд и тут же упал, зацепившись за корень дерева. Тяжело дыша от полной мобилизации всех мышц и органов чувств, готовясь к нападению из темноты, я начал судорожно оглядываться по сторонам, но по-прежнему никого вокруг не видел. Выйдя к берегу, на котором стало чуть светлее, я обнаружил, что шёл по диагонали к озеру и в результате вышел метрах в семистах от базы, которую было видно по фонарям. Ещё раз осмотревшись, я снял с себя одежду Лёши, по возможности стараясь не выпускать нож из руки и не уводя пристальный взгляд от леса, и надел свою одежду. Запихнув все оставшиеся вещи в сумку, я кое-как уместил в неё увесистый камень, который нашёл на берегу, после чего застегнул молнию. Через мгновение сумка полетела в воду и, издав тихий всплеск, ушла на дно озера. Надеюсь, что в ближайшее время её никто не найдёт.

Убедившись, что у меня не осталось ни единой вещи Лёши, включая его телефон, который я выключил, разбил вдребезги камнем и убрал в сумку, перед тем как её утопить, я двинулся вдоль берега в сторону базы. Идти было довольно-таки жутко: вокруг был лишь тёмный лес и, напади на меня хоть кто-нибудь, то на помощь мне точно никто бы не пришёл. Потому я, пожалуй, и шёл вдоль озера, чтобы в случае опасности можно было прыгнуть в воду и попытаться уплыть, хотя плавал я весьма посредственно. То есть, конечно, уплыть бы смог, но вряд ли далеко: до базы или до противоположного берега, думаю, что не дотянул бы.

По мере того, как я с каждым последующим шагом приближался к базе, я чувствовал всё большее облегчение. Казалось, что ещё чуть-чуть и я, наконец, окажусь в безопасности внутри коттеджа. Безумная ситуация, конечно: я, человек, собственноручно убивший за последние две недели пятерых людей, идя с ножом по лесу, боюсь из-за того, что на меня может кто-то напасть. Наверное, это меня должны бояться… По крайней мере, эта мысль мне приятно грела душу.

Я шёл, разглядывая в темноте почву под своими ногами, и думал над тем, почему я не испытываю угрызений совести за содеянное. Кажется, что после похорон Саши я вообще перестал что-либо чувствовать, как будто что-то сломалось и я потерял способность испытывать хоть какие-то яркие эмоции. Единственным, что я последний раз ощущал за эту неделю, это страх за свою жизнь. Помню, что в какой-то научно-популярной книге по психологии, которую я читал несколько лет назад, говорилось, что при определённых видах инсульта у людей пропадает возможность испытывать некоторые эмоции, но ведь МРТ показал, что со мной всё в порядке. Отчего же я не считал, что со мной всё хорошо?

Ранее я пытался убедить себя в том, что сотворил ужасные вещи, но всякий раз это выглядело в моей голове убого и несвязно. Может быть, убийство человека ради обеспечения безопасности и спокойствия является таким же рутинным делом, как подписание документов у себя за столом в офисе? Если убийство – это обыденное дело, то разве следует из-за этого волноваться? Думая об этом, я как будто развязывал тугой узел переплетённых мыслей и чувств, вытягивая их в ровную длинную взаимосвязанную и последовательную нить. Может быть, это и рутина, но, откровенно говоря, процесс убийства завораживал меня гораздо больше, чем подписание бумаг. Такое же воодушевление я чувствовал, пожалуй, лишь тогда, когда, работая студентом в лаборатории, я подбирал оптимальные решения дифференциальных уравнений, наиболее точно описывающих изучаемый физический процесс. Это увлекательное приключение, в котором я либо могу выйти победителем, либо останусь проигравшим. И всякий раз я выходил победителем. Может, все мои достижения в лаборатории ВУЗа и затем в компании, в которой я работал, не являлись истинной целью моей жизни? Это было лишь безвкусным соевым суррогатом, отдалённо напоминающим вкус и консистенцию сочного зажаристого стейка, которым являлось устранение опасных для этого мира людей, ради достижения общего блага? Ведь такие люди могли представлять опасность не только для меня, но и для всех остальных? Если так, то моя истинная миссия подобна роли лейкоцита, защищающего организм от чужеродных микроорганизмов для поддержания статуса кво, и является вполне естественной. Вот оно! Я делаю то, что делаю, не только ради себя, но ради высшего блага – ради спокойствия и безопасности всего общества!

Прокравшись вдоль озера, где нет камер наблюдения, к террасе своего коттеджа, я вошёл в дом и запер за собой двери на террасу и на главную улицу. Ещё раз обошёл все возможные уголки дома, где мог бы в моё отсутствие спрятаться Михаил, и понял, что я был в коттедже один. Осознав это, я наконец ощутил невероятную усталость от всего произошедшего, а также всепоглощающее удовлетворение от того, что наконец понял цель своего существования. Я тщательно помыл нож и убрал его на место. Застирав джинсы от мочи, которая уже начинала смердеть, и положив их сушиться на тёплый пол в ванной, я, наконец, лёг немного вздремнуть. На часах было четыре двенадцать утра.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ И НАХОДКА

Я открыл глаза, когда в дверь постучали, и понял, что лежу на диване на первом этаже. Вспомнив всё, что происходило вчера, я вскочил с кровати,